О родине

[black cat]

У меня Болгария (?)

[Amtaro]

Я тоже грузинка.

Еще раз прошла - снова Грузия!

Вах, генацвале, я тоже!

[Гостья]

Босния и Герцеговина

[Neta]

Ладно вам с тестом, а мнение, что такое Родина, у вас переменилось? Все же, 9 лет прошло.

[Helena]

Я тоже грузинка.

Еще раз прошла - снова Грузия!

Вах, генацвале, я тоже!

[Amtaro]

Ладно вам с тестом, а мнение, что такое Родина, у вас переменилось? Все же, 9 лет прошло.

Сложно. Пожалуй, так. Россия это моя родина, место , где я родился и вырос. А Канада - это мой дом.

[Гостья]

Cтароверы Прибалтики, Польши, Румынии, Бразилии- русские люди .Даже дети из смешанных браков, как я, все равно возвращаются к духовным истокам. А Родина, это там где родился .

 

А как быть тем, кто родился не на исторической Родине? Русский, но родился в другой стране? Для меня Родиной, в глобальном смысле, остался СССР. Родилась я в Таджикистане, мои дети и муж в Узбекистане. Но в 90-е мы слышали в свою сторону - езжай своя Россия. Приехали.... чужая страна. Язык родной, а менталитет совсем другой. 27 лет живу в России... не привыкла. Дети - да. Они здесь в школу пошли, они местные, они меня не понимают. Для них Россия уже стала Родиной, хотя родились они в Ташкенте.

[Helena]

Для меня родина - это то место, где я родилась и провела детство.

Маленький поселок на берегу моря.

Проезжая через который сейчас, сладко щемит сердце.

 

И хочется хоть ненадолго вернуться в то время...

[Чориа-Чори]

Это, конечно, схема очень упрощенная – бывают такие регионы, у которых никаких родственных соседей не имеется, скажем. Страна Басков – баски это такой особенный народ, у которого нет родственников.

Зато у самих басков очень значительная диалектная раздробленность (можно проехать 15 километров, и уже будут иначе ставить ударения) и довольно сильно отличаются традиции и фольклор разных провинций. Так что для басков схема тоже применимая. Просто сами себя они считают единым народом.

[Amtaro]

Но с течением времени я всё больше ощущаю свой дом своей родиной. То место, где ты вырастил детей, посадил деревья и где надеешься умереть - это родина. Родное место.

[Neta]

Ладно вам с тестом, а мнение, что такое Родина, у вас переменилось? Все же, 9 лет прошло.

Сложно. Пожалуй, так. Россия это моя родина, место , где я родился и вырос. А Канада - это мой дом.

[Amtaro]

Да, мнение с годами меняется.

[Марион]

Для католика... с самого начала вся его религия коренится в единстве народа Адама, единственного и неповторимого избранного народа. Он предан своей собственной стране; более того, он, как правило, горячо предан ей, местная привязанность во многих отношениях очень естественна для его религиозной жизни с ее святынями и реликвиями. Но точно так же, как реликвия последует религии, так и местная лояльность последует всеобщему братству всех людей. Католик говорит: "Конечно, мы должны любить всех людей, но что любят все люди? Они любят свои земли, свои законные границы, память о своих отцах. В этой любви – оправдание их разумности, оправдание их нормальности".

 

Г.К Честертон "Католическая Церковь и обращение".

[Гостья]

Для католика... с самого начала вся его религия коренится в единстве народа Адама, единственного и неповторимого избранного народа. Он предан своей собственной стране; более того, он, как правило, горячо предан ей, местная привязанность во многих отношениях очень естественна для его религиозной жизни с ее святынями и реликвиями. Но точно так же, как реликвия последует религии, так и местная лояльность последует всеобщему братству всех людей. Католик говорит: "Конечно, мы должны любить всех людей, но что любят все люди? Они любят свои земли, свои законные границы, память о своих отцах. В этой любви – оправдание их разумности, оправдание их нормальности".

 

Г.К Честертон "Католическая Церковь и обращение".

 

Разве христиане должны любить то, что любят все остальные? Сказано - не любите мира, ни того, что в мире. Это как раз о людских ценностях. А христиане пришельцы в этом мире. они граждане небесного государства. Да, мы должны исполнять законы, подчиняться, но любить..... Должны ли католики родившиеся в мусульманской стране, где их гонят ее любить? Насколько? Живущие в странах где запрещают говорить что гомосексуализм это зло, должны ли любить страну настолько, что бы идти и умирать за нее?

[Марион]

Разве христиане должны любить то, что любят все остальные? Сказано - не любите мира, ни того, что в мире. Это как раз о людских ценностях. А христиане пришельцы в этом мире. они граждане небесного государства.

Верность "небесному государству" не противостоит, но выражается в верности и любви, в местной привязанности к государству на земле. Это норма. Космополитизм - скорее не норма.

"Не любите в мире" - означает "не любите превыше Бога", а не "вообще не любите".

 

 

Да, мы должны исполнять законы, подчиняться, но любить.....

 

Ну вот представьте себе. Родители христианина - не христиане. Человек слушается их (до определенной степени), в коей мере ему позволяет вера. В чем-то - не слушается. Означает ли это что он не может их любить?

 

Должны ли католики родившиеся в мусульманской стране, где их гонят ее любить? Насколько? Живущие в странах где запрещают говорить что гомосексуализм это зло, должны ли любить страну настолько, что бы идти и умирать за нее?

Полагаю, если говорить вкратце, можно дать положительный ответ. Подчеркну: это не общее правило, может быть по-разному. Но и такое может быть.

 

Насколько?

Конечно, определенный предел тоже существует. Превышение какого-то порога гонений, полагаю, должно пробуждать, например, к переезду. Или к справедливому восстанию. Иначе - модус вивенди, попытка обустроиться, нести свой крест.

Опять-таки для сравнения: если родитель конченный мерзавец и поступает по отношению к нам крайне несправедливо, должны ли мы перестать любить его? Той любовью, которая не за что-то, а вопреки всему?

[Neta]

«В наши дни (кажется, с руки Твардовского) распространилось малое, «местническое» чувство Родины, как чего-нибудь приятного, симпатичного, милого сердцу: две-три березы на косогоре, калитка, палисадник, баян вдалеке, сирень в городском саду, деревенская околица и пр. Все это, разумеется, очень симптоматично, но совершенно ничтожно. Понятие Родины — очень объемно, оно — всеобъемлюще, грандиозно. Оно включает не только все, чем ты живешь, но и самый воздух, которым человек дышит, его прошлое, нынешнее и грядущее, где суждено жить и нам (как и людям прошедших поколений) своими потомками, своими делами, хорошими и дурными. Родина – это совсем не только симпатичное и приятное, но и горькое, и больное, а иногда и ненавистное. Все есть в этом понятии, в твоем чувстве к ней, без которого жизнь почему-то теряет смысл».

Георгий Свиридов

[Neta]

РОДИНА И НАЦИЯ

Этот текст – фрагмент книги «Великие сожженные», которую я пишу в сотрудничестве с издательством МИФ. Этим куском текста я решил поделиться с вами, ибо он описывает очень интересную особенность средневекового мышления.

Итак.

Итак, что есть мир средневекового человека? Точнее так: где у человека средневековья родина, patria? И что она из себя представляет? Вопрос ни разу не праздный, раз речь идет о вопросах власти, ведь предполагается, что те, кто говорят от имени родины, представляют ту или иную власть. Или, по крайней мере, на эту власть претендуют.

Родин у человека средних веков было две. Просто patria – местечко, где он родился и вырос, люди, которые его знают с пеленок и могут за него поручиться, а то и помочь в трудную минуту, наречие, на котором он говорит, танцы, которые он танцует, святые, которых он особо чтит, еда, которую он привык есть с самого детства и прочее. То самое родное пепелище и отеческие гробы, о которых писал поэт.

Но есть и communis patria – общее отечество. Это ценности, идеи, религия и мировоззрение, которые объединяют нас как европейцев вообще. Та самая общая культура. И вот здесь начинается интересное.

Общее отечество христиан – Град Божий, тот самый, о котором писал Блаженный Августин. Град небесный, странствующий среди града земного и направляемый священниками к своему Владыке и Царю.

В нашей юдоли сей Град проявлен в двух местах: в Святой Земле и Иерусалиме, как ее сакральном центре – месте Страстей и Воскресения Господа. А также в Риме. Но если в Иерусалиме он проявлен Гробом Господа, то в Риме он проявлен престолом святого апостола Петра.

Но, что важно, несмотря на такую проявленность, Граду Небесному, по причине его метафизичности, вообще особо не нужно проявляться. Communis patria человека средневековья существует, главным образом, в его ценностях и мировоззрении. В его христианстве. Во включенности в освящаемые Церковью социальные институты. Но не в территории, что странно и удивительно для нас. Точнее, не в территории того или иного королевства.

Можно сказать, что patria равна pax Christiana. Идея христианского универсализма, взятая Церковью у Римской империи.

Это первое. Второе. Населяет эту вот общую родину народ божий – populus. И вот тут начинается другое интересное. К тому, что такое народ есть у средневековых юристов и богословов тринадцатого века два подхода.

Первый подход гласит, что народ есть множество, объединенное любовью к королю, как к иконе спасителя. И этот король, получивший власть посредством церковного помазания, ведет народ ко спасению. И тут опять проявляется августиновский ход мысли. Народ есть те, кто идут за королем в рай, то есть, опять образ Града божьего. А второй подход, строго по Цицерону, гласит, что народ есть множество, объединенное пользой и одинаковым представлением о справедливости.

Но, оба этих подхода, согласуясь с античными классиками, конкордны друг с другом в том, что народ, populus есть явление не естественное, не врожденно природное, но культурное, цивилизованное.

Смотрите, еще греки отделяли понятие demos, как то, что формирует polis, то есть, город, место в котором люди живут, договариваясь друг с другом, живут политически. И это понятие противопоставлялось понятию ethnos – варварам, тем людям, которые живут природно, без всякой политии. И без всякого политесу бьют друг друга по голове тяжелым. Рим эту идею перенял, назвав demos populus’ом, а этнос – нацией.

И с этим всем багажом мы оказываемся в нашем любимом средневековье. Расклад получается такой: конечно, у всякого человека, кем бы он ни был, есть место, откуда он родом. И тут его нация, понимаемая как землячество и его малая родина, его patria propria. Тут его природное, естественное, врожденное. Это вещи не плохие, но их одних для человека мало.

Но есть и благоприобретенные вещи, вещи осознанные и трансцендирующие, делающие человека человеком, а не особо сложноорганизованным животным. И вот тут, на этом уровне появляются понятия communis patria и populus. И ценностно эти понятия выше и значимее, чем предыдущая пара. Ибо первое есть и у животных, а второе – подлинно человеческое, ибо они есть то, что приближает к Богу.

Так вот, вернемся к нашим венценосцам. Логика папства в ту эпоху, как и в эпоху предшествующую ей, заключается в том, что малых родин у разных людей может быть много: есть французы, есть кастильцы, есть нормандцы, есть валлийцы и шотландцы, а есть христиане, как объединяющее понятие, как народ Европы, как народ общего христианского отечества. То есть можно сказать, что мы видим такой архаичный вариант католического Евросоюза.

Но, перед тем как мы пойдем дальше, давайте еще раз посмотрим на дихотомию малой родины и нации, с одной стороны и общей родины и народа – с другой.

Первое – врожденно и просто, второе нужно понять и принять, подойти осознанно. Первое связывает тебя исключительно с земным, второе – с вечным. Первое мало, второе (благодаря латыни и мессе) – объемлет весь христианский мир. Первое привязано к четко определенному месту, второе - нигде конкретно и одновременно везде. Первое не имеет сложной культуры мысли и сложного языка искусства, второе – возносит в небо соборы и пение монастырей, наполняет мир трактатами по медицине и юриспруденции. Первое – не имеет долгой истории, второе же уходит (благодаря письменной истории) во времена Цезаря и ветхозаветных патриархов. И, самое важное, за второе можно умирать. Как можно умирать за Иерусалим. И именно к этой родине, люди, как часть народа, могут и должны испытывать amor patriae – любовь к отечеству.

И на эту родину распространяется все то, что распространяется на Церковь: почтение к Ее главе, ощущение ее исторической роли, которая выводит человека за пределы истории, видение в других представителях народа своих братьев.

И вот мы подступаем к следующему интересному. К логике королевской, которая активно проявляется во Франции именно в интересующую нас эпоху, в царствование Филиппа IV Красивого.

«Если Рим есть communis patria всего христианского мира, то Париж есть communis patria Франции» - вот та идея, которую предъявили городу и миру легисты французской короны. Они постулировали верность новой, территориально ограниченной родины, замещая ею, этой родиной, шаткий христианский универсализм развалившейся давно и прочно империи.

И Филипп IV был отнюдь не первым, кто попытался поставить интересы своей короны выше интересов Рима. За сто лет до него это попытался сделать Генрих II Английский. Но если у него это окончилось совершенно не умным убийством Томаса Беккета, архиепископа Кентерберийского и примаса Англии, повлекшим за собой всеобщее осуждение, то Филипп действовал умнее, он решил воевать с Римом его же оружием, а именно перьями богословов и легистов.

Смотрите, если общее отечество окукливается до размеров одного отдельно взятого государства, то его глава становится как бы местным всем: и творцом справедливости, и добрым отцом своим подданным, и наместником Бога и тем, кто вправе диктовать всем, как им дальше жить.

И это влечет за собой новое толкование самого народа. Смотрите, христианское общество так устроено, что в моменты кризиса оно ищет в священной истории (Ветхого и Нового Заветов) примеры, на которые можно опереться.

Августин, сравнивая Церковь со странствующим градом, сравнивал ее не с чем-нибудь, а с путешествующими апостолами первого века христианской веры. Королевские легисты второй половины тринадцатого столетия пошли путем приспособления старых религиозных смысловых форм к новым политическим телам, но пошли они вглубь священной истории дальше, чем шел Августин.

Они начали сравнивать тело французского королевства и тело французского народа с телом народа ветхозаветного. В ту эпоху, описанную в библейских книгах «Судей» и «Царств» именно царь Израиля стоит над народом. И стоит он в одиночестве. Да, там безусловно фигурирует еще и фигура пророка, но она никак институционально не проявлена, нет четкого механизма появления пророков. И должностные инструкции у пророков разнятся от персоны к персоне.

И вот это уподобление короля Франции царю Израиля очень хорошо ложится в логику чистой королевской власти, где священство не над королем, а рядом и немного позади. Если король избран и помазан Господом, как избран и помазан Давид, то ему нет нужды преклоняться перед Папой. Конечно, он кланяется первосвященнику, как, вероятно, кланялись Давид и Соломон, подходя к чертогам скинии или ко Храму, но правит он сам. И только если венценосец сильно набедокурит, то Всевышний пошлет пророка, который напомнит королю его обязанности. Примерно так, как Господь послал Нафана пророка к Давиду после ситуации с Вирсавией.

И в этой вот новой логике, которая, на самом деле оказывается очень старой, народ должен не искать имперского универсализма, а сплотиться вокруг богоданного монарха. И друг вокруг друга, полагая себя в первую очередь единым народом, а уже потом делясь на сословия. Как древний Израиль был, в первую очередь, Израилем, а уже потом делился на колена. Вот этот вот момент очень важен и я обращаю на него ваше пристальное внимание. Если мы описываем собственное политическое тело опираясь на пример Ветхого Завета, то мы вынужденно подчиняем священство не Папе, а королю, ибо древние священники и левиты, служители Храма, слушали царя.

Но. Для реализации этой схемы монарх должен быть реально богоданным. Это прямо строго необходимо. А вдруг царь не настоящий? А как это понять? Давида помазал на царства Самуил, а королю Франции необходимо было измыслить нечто другое. На помазание от Папы он ссылаться не мог, ибо Папа снова окажется самым главным и весь огород окажется огороженным зря.

И королевские юристы, богословы и проповедники вновь берутся за работу. Они много пишут и много говорят. И изрядное количество этих текстов приводит в своем монументальном труде «Два тела короля» великий медиевист Эрнст Канторович. К этому труду я и адресую заинтересованного читателя. Но одну цитату, где Канторович разбирает проповедь того периода, я приведу:

«Французские короли святы, говорит он: 1) из-за совершенной чистоты королевской крови, которая священна, ибо чистота сама по себе своего рода святость (puritas quae est sanctitas quaedam); 2) потому что они защищают святость церкви; 3) они распространяют святость, порождая новых святых, т.е. священных королей; 4) в силу того, что они совершают чудеса…Французские reges christianissimi (христианнейшие короли) издавна претендовали на наследственную роль особых защитников церкви – претензия, которая, по очевидным причинам, должна была быть возобновлена во время кампании, якобы направленной на защиту церкви и истинной веры от папы».

И вот здесь мы прямо видим попытку уравнять короля Франции со святыми царями Ветхого завета. Те тоже хранили веру, творили чудесные дела, рождали новых святых.

И уже другой проповедник той же эпохи, слова которого приводит Леклерк говорит:

«Те, кто ведет войну против короля Франции, сражается против всей церкви, против католического учения, против святости и справедливости и против Святой земли».

С одной стороны, может показаться, что тут проповедник поддался восторгу, святому чувству и явно хватил лишнего: где Франция, а где Святая земля. Но нет, в его словах все средневеково логично. Если короля Франции уподобить Давиду, если народ французский уподобить избранному народу, то прекрасная Франция неминуемо обращается в землю обетованную – Святую землю.

И именно с этого момента начинается освящение не только освящение устройства государства, но и признание его территории священной.

Игорь Лужецкий. Специально огороженный

[Amtaro]

Автор пишет как будто для воспитанников ремеслянных училищ или секретарш. 

[Neta]

Он преподаватель, пишет, как для своих учеников. Классный препод, кстати. 

[Amtaro]

1 hour ago, Neta said:

Он преподаватель, пишет, как для своих учеников. Классный препод, кстати. 

А он учит школьников или птушников?

[Дмитрий]

ИМХО, вполне себе уровень гуманитариев-первокурсников. 

 

(Я про последнее. Про Лужецкого, а не про Свиридова.)

[Дмитрий]

* пээс: "гуманитариев-первокурсников" - это, если что, комплимент тексту. В смысле, технарям хватило бы и меньшего.

[Neta]

Он популяризатор истории. А вы хотите академических лекций? Пусть будут разные. Кому-то такие "зайдут". Мне, например. Можете считать меня секретаршей. Тем более, современной молодежи такой стиль более понятен. Бухтите тут, непонятно о чем. 😎

[Марион]

Я в свое время, еще в подростковом возрасте, зачитывался "Сказанием о земле Русской" А. Нечволодова. Так узнал недавно, что его в свое время называли писаниной для кадетских корпусов. Может быть и так, стиль и изложение там специфическое, в духе православной монархии. Но книга (4 тома) довольно информативная и читалась интересно.

Пусть уж разнообразие будет, что ли...

[Neta]

Жаль, что мы часто скатываемся в обсуждение личности авторов, когда сам текст чрезвычайно интересен своим содержанием. Актуальный, можно сказать.