Первая мировая война

[Maxim Bulava]

4 июня (новый стиль) 1916 г. началась артподготовка, и в промежутке 4-6 июня русские армии приступили к прорыву фронта. Австрийцы создали к началу наступления две позиции, разделенные несколькими километрами, состоявшие из двух-трех линий окопов. Их атака русскими войсками в целом оказалась успешной, хотя в полосе наступления 11-й, 7-й, а сначала даже и 9-й армий развивалась по причине размазывания сил фронта медленно¹. Интересен вопрос о секрете этого успеха.

Советская историография поднимала на щит работу нашей артиллерии и выдавала какие то загадочные фразы, вроде "Брусиловский прорыв породил понятие "артиллерийское наступление".

 

Странно, учитывая то обстоятельство, что суточный настрел на одно орудие во время Вердена и Соммы в 2-3 раза превосходил цифры, характерные для наступления Юго-Западного фронта, а такие плотности артиллерии, которые были достигнуты в Брусиловском прорыве, уже не встречались на западе в 1916 г. У Брусилова было 23 орудия на километр фронта прорыва (сумма участков по всем армиям), в том числе на участке прорыва 8-й армии – 20 орудий на километр, что было в 4-7 раз меньше плотностей во время прорывов армий западного фронта. При этом доля тяжелых орудий в распоряжении русского Юго-Западного фронта составляла 9 % всего числа стволов.

 

Скорее всего, дело в сочетании нескольких факторов: сравнительная свобода в трате снарядов, использование впервые, особенно для подавления австрийских батарей, химических снарядов, хорошая предварительная разведка целей, применение русской пехотой элементов тактики штурмовых групп. Ну и, наконец, качества противника, потому что трудно представить, что всё это так разрушающе подействовало бы на армию, если она не австрийская, не итальянская и не румынская.

 

Австро-венгры сосредотачивали свои основные силы не только на первой позиции, но непосредственно в первой линии окопов, не вели бой в глубине своей тактической обороны, в том числе не организовывали контратак, легко поддавались панике. Уже первые успехи русских войск вызвали повсеместное оставление обороняемых рубежей.

 

Продолжение следует...

 

_______________

 

Из книги генерала Смирнова: "Таким образом, к концу второго дня обозначился успех на главном направлении, а на вспомогательных направлениях бой носил колеблющийся характер, что свойственно прорыву с недостаточными силами".

[Maxim Bulava]

Преследуя отступающего врага, 8-я армия взяла уездный город Луцк и встала. И вообще все встали. Силы кончились, а немногочисленные резервы уже были растрачены. Метод прорыва, избранный Брусиловым, сыграл с ним злую шутку: непосредственно армиям раздали много, чтобы они все надавили на австрийцев посильнее, но теперь 8-й армии нечем было помочь.

 

Начштаба главковерха генерал Алексеев, видя прорыв австрийского фронта и верный принципу "развивать успех там, где он есть" приказал Брусилову жать дальше на Ковель, а там, возможно, и в тыл германскому фронту. Одновременно он кинулся уговаривать командующего Западного фронта Эверта поделиться с Брусиловым дивизиями.

 

Брусилов гордо слал Алексеева куда подальше, а Эверт зажимал дивизии. Вот так вот, форумчанин: толерастию изобрели не в Париже – именно такой стиль отношений был присущ русскому командованию.

В ходе всей этой челночной дипломатии Брусилов получил таки подкреплений и снова стал наступать, но думать что австро-германцы будут и дальше щелкать клювом, было бы сильно наивно.

 

С неатакованных участков австрийского фронта, из резервов соседей-германцев, из Франции и Италии покатили новые части. Небезынтересный нюанс: из европ резервы везли вовсе не от паники, просто ж/д в литовско-польско-белорусском регионе были таким геморроем для германцев, что они подсчитали что из Франции будет быстрее.

 

16 июня свежие силы нанесли "стоп-удар" по войскам 8-й армии, та откатилась и погрязла в боях местного значения…

[Maxim Bulava]

Но мы не привыкли отступать. Брусилова стали спешно накачивать резервами. Ну то есть настолько спешно, насколько позволяли ж/д, которые по русскую сторону фронта были такими, что претензии германцев к своим прифронтовым рокадам выглядели смешно (когда Брусилову послали сразу четыре корпуса, ж/д встала в пробке).

 

Даже гвардию прислали.

 

Легко догадаться, что было дальше. На переброску противник отвечал перебросками, и Брусилов легко и просто домашними средствами воспроизвел Верден и Сомму на берегах речки-переплюйки Стохода.

 

Но мы бы ошиблись, предположив, что Брусилов сделал это без фантазии. Алексей Алексеевич странным делом запал на свой метод наступления, применяя его уже не для прорыва укрепленной полосы, а так, по ходу дела. Его фирменным коньком стал одновременный лобовой удар всеми армиями фронта, усиленными каждая насколько можно. В результате русские войска были везде сильны, чтобы жать и жать на австрийцев и немцев, но нигде не имели сил нанести по ним сокрушающий удар.

 

Генерал Алексеев, который, в общем-то, не был Наполеоном, но квалифицированным военным являлся, пытался объяснить Брусилову и его командармам, что так воевать не модно со времен Древней Греции. Что войска надо массировать, силы распределять неравномерно, ну и прочие элементарные вещи. На пальцах буквально объяснял.

Цитирую:

" Подвезенные немцами подкрепления, успевшие довольно прочно закрепиться на случайно занятых позициях, не дают уже возможности развивать операции одновременно всеми армиями на широком фронте и требуют, по моему мнению, сосредоточения превосходных сил на некоторых избранных важнейших направлениях. В общем, юго-западные армии имеют на своей стороне превосходство сил свыше 200000 штыков, дающее возможность комбинировать удар, произвести прорыв и применить вслед за ним работу во фланг и тыл противника, избегая дорого стоящих исключительно лобовых ударов, для развития которых нет уже средств. По такой программе отсутствия сосредоточения сил вела атаку 3 армия, ей подражал генерал Безобразов, результат – состояние бессилия при общем превосходстве сил"

 

И ведь не раз объяснял: " Как бы ни усиливал себя противник против ваших армий, превосходство довольно существенное остается за нами, но распределено оно более или менее равномерно по всему фронту".

 

И даже не два объяснял: " Все вытянуто в нитку, без возможности собрать, где нужно, сильный резерв для надежного прорыва и развития такового"

 

Но Брусилов же гений, станет он слушать какого-то Алексеева. Австро-германцы же, располагая существенно меньшими силами, действовали грамотно, всегда стараясь выделять резервы и сочетая упорную оборону с неожиданными контрударами резервных частей.

В конце концов они реально насобачились на это дело. Последним их изобретением стало создание "пожарных команд", дежуривших непосредственно на станциях и всегда готовых погрузиться в эшелоны и направиться в район очередного кризиса.

 

Удивительно, что отмеченные дефекты трижды последовательно воспроизводились Юго-Западным фронтом: в июне, июле-августе и сентябре-октябре.

[Maxim Bulava]

Наконец, осенью эпопея подошла к концу. Приведем результаты по Нелиповичу.

 

Потери с начала наступления до конца года в полосе ЮЗФ по докладам командований. Убитые, далее раненые и контуженные, потом пропавшие без вести.

 

Австрийцы: 45058, 216474, 377799 Всего 639331

 

Германцы 21153, 143472, 32000 Всего 196625

 

Обе державы 66211, 359946, 409799, Всего 845956

 

Русский ЮЗФ 202766, 1090891, 152677 Всего 1446334

 

Для окончательного подсчета нужно иметь в виду. что возврат раненых в строй в русской армии составлял порядка 50 %. У всяких немцев. говорят, больше, но не будем придираться.

 

 

В целом безвозратно, таким образом, выбыло из строя:

 

У австро-германской стороны около 650 тыс. человек

 

У армий ЮЗФ порядка 900 тыс. человек

[Damien]

 

Генерал Алексеев, который, в общем-то, не был Наполеоном, но квалифицированным военным являлся, пытался объяснить Брусилову и его командармам, что так воевать не модно со времен Древней Греции. Что войска надо массировать, силы распределять неравномерно, ну и прочие элементарные вещи. На пальцах буквально объяснял.

Даже у меня, человека не военного, такие рассуждения Брусилова вызвали сильное недоумение:

"Считаю, что при этих условиях и риска никакого нет; ну, а если и есть риск, то без него на войне не обойдешься... Наступая и атакуя, нужно все ставить на карту и без оглядки, во что бы то ни стало, добиваться победы".

"Не всегда численное превосходство решает дело, умение и счастье - элемент серьезный".

Карты, риск, фортуна... Это что: рассуждения комфронта или героя лермонтовского "Фаталиста"? С другой стороны, не идет ли тут речь о том самом "авосе", умышленный или подсознательный брусилосовский расчет на который должен был привести в действие механизм загадочной русской души? Не стал ли потом подобный азартный подход в сочетании с традиционными шапкозакидательством и "еще нарожают" широко применяться советским командованием в период 2МВ?

[Maxim Bulava]

Вот мне тоже странно, что Брусилов считается у нас чуть ли не гением. Человек ловкий, крайне тщеславный, пытавшийся между струйками проходить при любой власти, и, как видно, крайне сомнительно руководивший войсками. И вдруг - гений.

 

Думаю, тут две-три причины. С одной стороны, самопиар Брусилова еще при старом режиме. Потом - переход его на сторону красных в конце гражданской войны. Наконец, "родина слонов".

 

Опасно то, что миф о Брусилове и его прорыве активно воспроизводится. Недавно Белаш по схожему случаю цитировал Свечина:

 

"Гибель народа начинается тогда, когда он теряет способность смотреть в лицо действительности, когда он факты действительной жизни начинает подменять фантазией, начинает мечтать и засыпать. Мне вспоминаются рассказы о том, что, когда турецкая армия и крепости склоняли перед нами свое оружие, в кофейнях Константинополя наемные рассказчики убаюкивали мусульман вестями о победах, одерживаемых турецкими армиями. Забвение действительности – сон нации – это смерть"

[Maxim Bulava]

Из описания одного лишь Брусиловского прорыва понятно, чем обернулся 1916 г. для России. Это было кровопускание, вставшее вровень с отступлением 1915 г. и даже превзошедшее его. Во всяком случае, цифры среднемесячных потерь по неполным сводкам командования превосходили аналогичные для предыдущего года.

 

"Бабы новых нарожают"? Да как бы не так, даже если отнестись к вопросу с заведомым цинизмом. Спору нет, многие как среди тогдашних военных руководителей, так и среди нынешней братии, включая остепененных, смотрели (смотрят) в книгу, видели (видят) цифру и говорят:

 

"Подумаешь, 15 миллионов мобилизованных – в России 170 миллионов человек!"

 

Британский военный представитель в России генерал Нокс писал об отношении к комплектованию армии в русской ставке: "Русский Генеральный штаб не питал никаких опасений относительно укомплектования армии людьми. Генерал Беляев¹ сказал, что хотя потери в настоящую войну превзошли всякое воображение, даже в том случае, если бы война затянулась года на два и потери продолжались в тех же размерах, мы не встретим никаких затруднений в комплектовании".

 

Ну-ну… Вот так вот эти люди знали страну, которой они руководят. Ну и нынешние, не буду говорить кто, так понимают логику того, что с ней приключилось. Вот что пишет на сей предмет генерал Головин, труд которого "Военные усилия России в Мировой войне" до сих пор не потерял актуальности:

 

"Многомиллионная численность населения России импонировала воображению всех, кто подходил к оценке военной мощи России. Наличие 167 миллионов населения в 1914 г. вызывало у многих представление о России как о неисчерпаемом запасе людей, кровью которых можно с избытком залить все недочеты в вооружении и недостаток в снарядах и материальной части.

Между тем первая (и единственная) Всероссийская перепись 1897 г. могла бы открыть глаза на многое. Под впечатлением ее данных Менделеев составляет и издает в 1906 г. свой замечательный труд «К познанию России». Читая эту книгу теперь, можно только поражаться, сколько предсказаний она в себе заключала.

 

На основании сведений, собранных переписью, Менделеев в таблице № 3 (с. 86–91) распределяет население России по роду и количеству труда, им производимого. В результате он приходит к выводу, что 128-миллионное население России в 1897 г. заключало в себе лишь 34 миллиона «кормильцев», т.е. лиц, участвующих в производительной хозяйственной работе страны и обеспечивающих существование своих семей. Эти 34 миллиона состояли из 27 1/2 миллиона мужчин и 6 1/2 миллиона женщин. В процентном отношении ко всему населению «кормильцы» составляли всего 26 1/2%. Число хозяйств, согласно той же переписи, измерялось числом в 22 1/2 миллиона, а средняя величина каждого хозяйства в 5 1/2 души. Таким образом, примерно в каждых двух хозяйствах участвовали в добыче заработков только 3 человека, а остальные 8 жили на счет производительной работы первых трех. Рассуждая иначе, можно выразить это соотношение так: «Каждый работник (или распорядитель средств) должен был в среднем прокормить (вместе с ним самим) около 3 3/4 человек, а с присоединением прислуги — около 4 человек, т.е., кроме себя самого, обеспечить жизнь еще 3 лиц».

Для того чтобы оценить социальное значение этих цифр, Менделеев сравнивает их с аналогичными данными от того же времени для других стран.

 

Перепись 1900 г. в С.А.С. Штатах (не считая Аляски, Филиппин и пр., а также исключая войска) насчитывает 76 млн жителей и из них 29 млн «кормильцев». Это доводит долю «кормильцев» до 38%. В Германии и Франции этот процент также высок. Во Франции, по переписи 1891 г., он равняется 38%, а в Германии в 1895 г. — 40%. Для правильного сравнения с Россией нужно еще указать на то, что в числе «кормильцев» Менделеев считал для России также и лиц, состоящих на военной службе, лиц, не занимающихся никаким трудом и живущих на унаследованные или приобретенные средства, прислугу и лиц, согласно переписи 1897 г., живущих «неизвестными доходами». Между тем все эти категории лиц исключены при исчислении «кормильцев» в Америке, Франции и Германии. Если ввести для однородности исчисления соответствующие поправки, мы получим для России еще меньший процент, а именно 24% лиц, участвующих в производственной и хозяйственной жизни страны, против 38–40% для Америки, Франции и Германии".

 

Кстати, примерно всё так и есть. никаких фокусов. Желающие могут легко найти данные переписи 1897 г. и убедиться в том, что в европейской России люди в возрасте 20-39 лет составляли лишь 28,2 % в населении. Всего в империи, надо сказать, их было побольше – 28,8 %, что погоды не делает, кроме того мусульмане Кавказа и Cредней Азии в армии не служили. Это означает, что число мужчин в возрасте 20-39 лет составляло в 1914 г. 25 млн. человек. А ведь из населения надо вычесть тех самых неслужащих, а с 1915 г. – и население оккупированных земель. А в сумме это даст порядка 30 млн.человек. Другим словами, на территории, где мог тогда осуществляться призыв, проживало до войны около 20 млн. мужчин в возрасте между двадцатью и сорока. Да даже если и прибавить еще 10 лет возраста, то 27 млн. мужчин.

 

Всех! А ведь всех трудоспособных мужчин, способных воевать, просто нельзя призвать в армию.

 

Безбрежное людское море куда-то исчезает и неисчислимые десятки миллионов скукоживаются до обозримой и, прямо скажем, очень скромной величины. Ну и "нужно принять во внимание еще одно чрезвычайно существенное обстоятельство: количество двигателей по сравнению с Европой — ничтожно; достаточно для этого указать хотя бы на то, что в 1908 г. число паровых лошадиных сил в одной только Франции было в пятнадцать раз больше, чем в России.

Все перечисленные выше условия делали для России всякое отвлечение рабочих рук несравненно более чувствительным, нежели для любого государства Западной Европы" (Головин).

 

______________________

 

1. Тогдашний начальник Генерального штаба

[Maxim Bulava]

Что сие значило на деле, хорошо понимали те военачальники, кои были поумнее массы испытанных героев и царских слуг. Алексеев в середине ноября 1916 г. инструктировал начальников штабов фронтов (цитируем по Барсукову):

 

"До сего времени приходится слышать от многих войсковых начальников, в том числе часто и от лиц, занимающих весьма высокое положение, что Россия и ныне представляет собою неиссякаемый источник людских пополнений и что с этой стороны мы можем себя чувствовать совершенно спокойно.

 

... Те средства, коими мы располагаем, далеко нельзя признать достаточными при условии продолжения войны хотя бы еще в течение года.

 

С призывом 25 октября четырех возрастов ратников второго разряда (37 - 40 лет), которых, вероятно, наберется около 350 000, всего в переменном составе запасных батальонов внутри округов будет находиться около 1 650 000. Кроме того, непризванными еще остаются: а) около 700 000 новобранцев срока службы 1919 г.;

б) около 200 000 ныне переосвидетельствуемых белобилетников;

в) около 140 000 ратников двух остальных непризванных возрастов 2-го разряда. Таким образом, общее количество пополнений, на которое может еще рассчитывать армия, равно 2 700 000.

 

Эта цифра хотя и представляется довольно крупной, но надлежит учесть громадную потребность армии в пополнениях, выражающуюся в среднем в 150 000 - 200 000 в месяцы периодов затишья и около 500 000 в периоды напряженных боев, а также потребность, вызываемую намеченными уже формированиями".

[Maxim Bulava]

Музыкальная пауза

 

https://youtu.be/V38LVeUO2Xo

[Maxim Bulava]

Итак, генерал Алексеев - главный, по сути, военный человек в стране, признавал войну в ее настоящих масштабах возможной еще не более года. Если в 1915 г. было нечем воевать, то к 1917 г. складывалось такое положение, что воевать становилось некому.

 

Может, Алексеев сгустил краски, специально пугал начальников штабов фронтов, стремясь вызвать у них мысль о необходимости сбережения личного состава?

 

Увы, дело может оказаться так, что Алексеев недооценивал масштабы кризиса. Генерал Головин при публикации своего труда придал гласности доклад на высочайшее имя Особого совещания для обсуждения и объединения мероприятий по обороне государства. Окончательная его редакция принадлежит члену Государственного совета В.И. Гурко. В этом докладе общий мобилизационный запас России на момент начала войны был оценен в 26 млн. человек. Почему он был столь незначителен, как мы видели, показано у Головина. Формально к моменту написания доклада, а это конец 1916 г. оставалось не призванными свыше 11 млн. человек.

 

Однако авторы, доклада, вычитая из этой цифры призывников на оккупированных территориях, трудящихся, особенно в оборонной промышленности и на транспорте (число необходимых работников только в этих отраслях они оценили величиной в 3 млн. человек), полностью негодных к военной службе по состоянию здоровья (5 млн. человек, каковую величину дало переосвидетельствование белобилетников) пришли к выводу о том, что возможный к использованию запас где-то на дне:

 

"Таким образом, исключив перечисленные три категории военнообязанных, свободный остаток населения для пополнения за его счет нашей армии сведется всего приблизительно к полутора миллионам людей"

 

Заключение, к которому они приходили, было совершенно неутешительным:

 

"Из вышеизложенного, ВАШЕ ВЕЛИЧЕСТВО, изволите усмотреть, что дальнейшее пополнение армии за счет людского запаса в стране в размере 300 тысяч человек в месяц не только совершенно неисполнимо, но что вообще включение в ряды войск сколько-нибудь значительной части оставшегося в стране взрослого мужского населения, всецело занятого работой, так или иначе связанной с той же обороной государства, без вящего расстройства всего государственного организма невозможно".

 

Первый важный вывод, касающихся положения страны и армии к концу 1916 г.: людские запасы страны оказались исчерпанными. Особенности демографической ситуации в России, с одной стороны, и отсталость ее хозяйства, базирующегося на физическом немеханизированном труде, - с другой, обусловили невозможность пополнения армии в требуемых ей масштабах.

[Maxim Bulava]

Что касается уровня технической оснащенности русской армии, то он в общих чертах уже показан. Правда, пока мы не давали характеристики насыщенности армии новейшими техническими средствами, но она, в общем и целом, проста: этой насыщенности не было, бронетанковая техника отсутствовала, авиация же продолжала всю войну пребывать в зачаточном состоянии. А по традиционным к тому времени средствам ведения войны Россия многократно уступала как противникам, так и союзникам.

 

Ниже приводится замечание генерала Головина, которое подтверждает высказанную уже мысль: в корне неверно определять Россию без оговорок как страну, справившуюся с проблемой снабжения армии на том основании, что поставки 1916 г. стали наконец удовлетворять требованиям, предъявлявшимся в 1914 году:

 

"Оценка вопроса о боевом снабжении армии осенью 1917 г. не может также обсуждаться в узких рамках накопления запасов применительно к более чем недостаточным нормам вооружения 1914 г. Приходится сослаться на сказанное нами выше, а именно — на наш вывод, что осенью 1917 г. Русская армия по сравнению со своими союзниками и врагами была хуже вооружена, нежели в 1914 г. Шел 4-й год войны, и наши враги, и наши союзники не довольствовались одним только количественным увеличением своего вооружения, хотя и в этом отношении их масштаб во много раз превосходил наш.

Они шли дальше. Они изыскивали новые виды вооружения и новые способы поражения. Они переходили к массовому изготовлению танков. Они создавали боевую авиацию, могущую принять участие в наземном бою. Они готовились к массовому применению химических снарядов.

 

Те, кто продолжает утверждать о полном благополучии в нашем вооружении и снабжении к осени 1917 г., забывают старую истину, ярко сформулированную Дж. В. Дрепером.

 

«Война, — пишет Дрепер, — заставляет народ быстро проходить через различные фазисы своего развития. Если бы арабы как нация пользовались глубоким миром, потребовалось бы несколько тысячелетий, чтобы довести их до того умственного состояния, какое было ими достигнуто в течение одного столетия».

 

Этот закон чрезвычайного ускорения темпа эволюции во время войны выразился в минувшую большую войну в быстроте развития вооружения. Не будет преувеличением сказать, что кампания 1918 г. на Европейском театре отличается более от кампании 1914 г., чем эта последняя от войны 1870–1871 гг.

 

Те, кто упорствует в приложении к 1917 г. масштаба 1914 г., могут быть уподоблены пассажиру скорого поезда, ожидающему увидеть в окно через несколько часов пути все тот же вид, который представлялся ему раньше".

 

 

Остается неясным, как Россия смогла бы вести операции против Австрии и Германии, одновременно уступая им в техническом оснащении и будучи не в силах позволить себе прежней роскоши в трате людских сил.

[Maxim Bulava]

В обычных условиях армия не может длительное время неудачно вести войну, истекать кровью, видя при этом техническое превосходство противника, и сохранять высокий боевой дух. В 1916 г. русскую армию поразил моральный упадок, особенно заметный на фоне некоторого улучшения ее материального снабжения. Несколько красноречивых свидетельств об этом явлении мы встретим у уже цитировавшегося философа-артиллериста Степуна. В ноябре 1916 г. он вернулся в часть из московского госпиталя и сразу написал жене о первых впечатлениях:

 

"Из офицерского отделения я перебрался к денщикам, со всеми поздоровался, посмотрел, что готовится к обеду, удивился, что обед стряпает мой Семеша (оказалось, что нашего повара Савельева на днях легко ранило, и он в лазарете), и, вернувшись к Ивану Владимировичу и Александру Борисовичу, принялся по всеобщему требованию рассказывать о Москве, лазарете, Петербурге, «веяниях в сферах» и, наконец, о самом главном, о всех веских точках зрения на возможный конец войны.

 

О том, как я рассказывал, о том, как меня слушали, ты не имеешь настоящего представления. Так рассказывают и так слушают только на позиции.

 

Одна из «господствующих» точек зрения, а именно та, что война может затянуться и кончиться только к осени 18-го года, вызвала со стороны Ивана Владимировича решительный отпор. Он крепкими бытовыми мазками сочно рисовал все углубляющуюся разруху страны и армии и решительно утверждал, что еще два года войны вконец изотрут Россию.

 

Из всех его слов, а больше по всему его настроению, я сразу понял, что фронт, за год моего отсутствия материально безусловно улучшенный, в своей духовной силе и спайке сильно пошатнулся.

 

Я сидел и внимательно слушал. Слушал и остро чувствовал всю бесконечную разницу тыловой отвлеченности и фронтовой действительности.

 

А Иван Владимирович все говорил, говорил как всегда и мягко, и зло, с большим юмором и с жестокой правдивостью.

 

«Воевать два года абсурд, потому что мы уже давно перестали воевать. Штабы не воюют: они «приказывают» вниз и «доносят» вверх, втирают очки и стяжают чины. Я воюю, но меньше с немцами, чем с начальством, потому что начальник дивизии пехотный самодур, а командир бригады — махровая шляпа, потому что глупо требовать, чтобы наблюдательный пункт представлял в день по 10 схем в штаб, когда этими схемами ни один черт не интересуется, кроме дивизионных денщиков, которые их крутят на цигарки.

Пехоты у нас нет. Пополнение с каждым разом все хуже и хуже. Шестинедельной выпечки прапорщики никуда не годятся. Как офицеры, они безграмотны, как юнцы, у которых молоко на губах не обсохло, они не авторитетны для солдат. Они могут героически гибнуть, но они не могут разумно воевать.

 

Продовольствие, фураж — да ведь нам, в сущности, ни того, ни другого не доставляют, все это надо промышлять, за всем надо охотиться, как за дичью, и, ей-Богу, я, батарейный командир, чувствую себя более помещиком в неурожайный год, чем строевым офицером.

 

Нечего удивляться, что при таких условиях даже у нас, у кадровых офицеров, начинают иной раз опускаться руки и подыматься мысли: не плюнуть ли на все и не податься ли куда-нибудь поглубже в тыл.

Я, конечно, очень рад, что вы приехали, но если бы вы меня спросили, я бы, пожалуй, посоветовал вам оставаться подобру-поздорову в Москве".

[Maxim Bulava]

Новое письмо 15 января 1917 г.:

 

"А война становится все ожесточеннее и все ужаснее. Удушливые газы, огнеметатели, горны, минные галереи, бесчисленные аэропланы — всего этого в 15-м году мы не знали, а теперь у нас прямо-таки французский фронт.

 

Что же мы всему этому противопоставим? Техника и организация нам никогда не давались, и те некоторые усовершенствования, которых мы на третьем году войны с грехом пополам добились, решительно ничего не значат по сравнению с тем. что за это время сделали немцы ¹. Каратаевский дух «серых героев» и беззаветную храбрость «суворовских орлов»? Но ведь это фраза — факты же говорят о другом.

 

У нас в бригаде недавно получен приказ стрелять по своим, если стрелки будут отступать без приказания. В N-ой дивизии опять беспорядки и опять расстрелы. Отношения между артиллерией и пехотой с каждым днем ухудшаются: недавно пехотинцы забросали ручными гранатами наш наблюдательный пункт, а разведчика 5-й батареи нашли мертвым в пехотных окопах со штыковой раной (немецкой атаки в это время не было) ². Сама же пехота сейчас никуда не годится; необученная, неспаянная и трусливая, она все меньше и меньше выдерживает натиск первоклассных немецких ударных батальонов. Как-никак, все это свидетельствует о такой степени падения пресловутого духа русской армии, при которой продолжение войны становится почти что невозможным".

 

__________________________________________________

 

1. Опять та же мысль.

 

2. !!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!

[Maxim Bulava]

Из записок прапорщика Оськина. Прапорщик Дмитрий Оськин выслужился из унтеров и прекрасно поэтому знал настроения как офицеров, так и солдатской массы:

 

"— Жизнь в тылу становится чрезвычайно дорога, — говорю я приходящим ко мне офицерам. — Десяток яиц в деревне стоит семьдесят копеек, белой муки нет, масла тоже, сахар добывается с трудом. Поговаривают, что в городе скоро перейдут на отпуск хлеба по карточкам. В городе Козельске, где мне пришлось часто бывать, магазины пусты, товаров нет. В поездах множество спекулянтов, разъезжающих из города в город, в одном месте подешевле купить, в другом дороже продать. Население устало от войны, ждет с нетерпением мира. Большие надежды возлагают на Думу, которая должна вскоре собраться. Ругают правительство, говорят, что дело не обходится без измены. Особенно достается Штюрмеру. Много разговоров о Распутине. Он, мол, назначает министров по своему усмотрению. Государь находится под влиянием императрицы, а она под влиянием Распутина. В вагонах можно слышать разговоры, что где-то за кулисами подготовляется заключение сепаратного мира.

 

— Что ж, и хорошо было бы, — говорят Земляницкий, Боров и другие. — В тылу скверно, но и у нас не легче. Солдат начинают кормить черт знает чем. Вместо крупы, вермишели и тому подобных продуктов сейчас в изобилии чечевица. Солдат в каком виде ее съест, в том же виде и выпустит. Было несколько случаев в четвертом батальоне, когда солдаты выливали привезенные им обеды на землю, отказываясь от чечевицы. С мясом тоже неладно. Присылаемая солонина часто с душком. Солдаты больше сидят на хлебе и чае плюс картошка, за которой они лазают в деревенские огороды. С фуражом скверно. Лошади еле ноги волочат. Правда, мы сейчас не можем жаловаться на отсутствие снарядов, но зато по обмундированию дело дрянь. Те сапоги, которые теперь получают солдаты, носятся неделю, а потом рассыпаются вдребезги. Вместо суконных гимнастерок — ватные телогрейки. Шинели сплошь из малюскина. А посмотрите, что осталось от офицерского состава. Прапорщиков гонят пачками, и так же пачками они возвращаются обратно ранеными, контужеными, больными. Мало того что они совершенно не обучены, но и абсолютно не развиты. Унтер-офицеры, прошедшие учебную команду или получившие это звание за отличия на фронте, в пять раз стоят выше этих прапорщиков. Пора кончать... "

[Maxim Bulava]

Он же:

 

"Ввиду отъезда Ущиповского в отпуск мне приходится временно исполнять обязанности начальника саперной команды, и я вынужден направиться на разрушенный участок — восстановить проволочные заграждения.

 

Подавая ужин, Ларкин, переминаясь с ноги на ногу, заговорил: — Хорошо, Дмитрий Прокофьевич, что Федор Лукьянович в плен попал.

— Чего же хорошего?

— Да как же не хорошо: сиди здесь, мерзни, а в плену, сколько бы война ни продолжалась, наверное живым останется.

— Как сказать, голубчик.

— Что ни говорите, ваше благородие, — перешел Ларкин на официальный тон, — а пленным хорошо живется. Взять хотя бы австрийцев, которые в наших деревнях размещены. Балуются себе с нашими бабами...

— Так и ты, может быть, в плен хочешь?

— Не отказался бы, — чистосердечно признался Ларкин. — Давеча ко мне заходили двое земляков, в околоток шли, говорили, что в роте жалеют, что не всю в плен взяли.

— Чего же жалеть? Зима наступает, на фронте тихо. До весны-то, я думаю, спокойно можно сидеть.

— Да как же спокойно?.. Ведь каждый день к нашему фельдфебелю Харину сведения присылают из рот об убитых. Нет ни одной ночи, чтобы в роте одного-двух человек не убили. Шестнадцать рот — шестнадцать человек. Это в день, а сколько до весны-то перебьют! Солдаты жалуются, ваше благородие, что кормить стали плохо. Уж больно эта чечевица опостылела.

— А не все ли равно, Ларкин, с чечевицей сидеть в окопах или с рисом?

— Ну, не все равно. Если умирать, все-таки сытым приятнее.

— А я думаю, один черт.

— А скоро война кончится? — неожиданно спросил Ларкин.

— Трудно сказать.

— В деревне плохо стало. Баба пишет, что не сможет и половины земли засеять. Лошадь кормить нечем, а тут еще заставляют натурой мясо сдавать. У нас в деревне по пять пудов со двора обложили. А где его взять? Своего нет, — значит, покупай. Солдаты в газетах читали, что американский президент мир предлагает.

— Американский-то президент предлагает, да вот немцы не соглашаются.

— Чего им, ев... надо, да и нашим тоже. Зачем нам эта самая Галиция нужна, своих земель, что ли, мало?

— Ты что это, Ларкин, сам надумал или слышал где?

— В команде у нас разговаривают. Только я вам по секрету говорю. Ежели узнают, что я вам рассказал, ругаться будут".

[Дмитрий]

У нас в бригаде недавно получен приказ стрелять по своим, если стрелки будут отступать без приказания.

 

Все-таки, насколько это было распространено, все ли это делали, кто первый начал?

[Maxim Bulava]

Все-таки, насколько это было распространено, все ли это делали, кто первый начал?

Если под "это" подразумевается стрельба по своим отступающим войскам, то это не было нигде распространено.

 

Даже в русской армии, несмотря на появление соответствующих приказов. Тут ведь надо отличать приказ, подразумевающий стрельбу, и исполнение приказа. Приказы о стрельбе по струсившим в бою в русской армии появились с 1915 г. Но специальных частей для исполнения этих приказов не было, инструкций о порядке исполнения не было, ответственных назначено не было, и ни с кого отчетов о стрельбе не спрашивали.

 

Правда, Брусилов в том же 1915 г. во время отступления издал и приказ о "заградотрядах": "Сзади нужно иметь особо надёжных людей и пулемёты, чтобы, если понадобится, заставить идти вперёд и слабодушных. Не следует задумываться перед поголовным расстрелом целых частей за попытку повернуть назад или, что ещё хуже, сдаться в плен"

 

Но не известны ни случаи создания таких отрядов, ни случаи стрельбы по отступающим частям. Другое дело, что были случаи индивидуальной стрельбы офицеров по не исполняющим приказ (и выше уже приводился пример). Вот еще, из записей Федорченко:

 

" Что поднялось! — ровно суд страшный... Нельзя не покориться, а и покориться — душа не терпит... Нету рассудку ни краюшка. Теперь помнится, а то: гром тяжкий, снаряды ревмя ревут, рвутся, у нас раненые вопят... И целые-то волчьим воем воют от смертного страху... Нету того страха страшнее... Куда идти?.. Не идешь, в кучу сбились... Молоденькие криком вопят, по-зверьи... Взял он револьвер да ко мне: «Вылезай». Я назад напираю, земляков куча... Я — карабкаться, а он в меня выстрелил чего-то... Не попал, только все шарахнулись и в атаку полезли".

Вне боя расстреливали за "бунтарское поведение" - отказ выполнять приказы

 

Это до 1917 г. В 1917 г. открытие огня по толпам бегущих уже имело место, но это немного другая ситуация - армия в открытую разлагалась, и Россия фактически находилась в процессе вывода из войны. В такой армии возможно вообще все, что угодно.:

 

 

"Вскоре все поле усеялось нашими наступающими цепями. Противник вел ружейный огонь. Но вот со стороны неприятеля прогремела артиллерия. Дымки шрапнелей взвились над нашей пехотой. Цепи залегли. Еще два, три снаряда, и вдруг я увидел, что на всем фронте кавказского полка цепи отступают. В бинокль видно было, как люди бегут, обгоняя друг друга; отступление обращалось в общее бегство. Я находился на батарее и отдал приказание командиру открыть по бегущим беглый огонь. Батарея дала очередь, попадания были ясно видны. Но люди не только не остановились, но как будто еще быстрее двинулись в тыл. Я поскакал к Ольвиопольским уланам, стоящим в резерве, и приказал командиру полка полковнику Семенову остановить бегущих и пиками гнать их обратно. Семенов развернул полк, и лава улан стала гнать пиками отступающую пехоту, собирая людей, как стадо баранов.

Противник, видимо, малочисленный, в наступление не переходил. Наконец я получил донесение, что Кавказский полк собран. Я проехал к полку. Приказал полку отдыхать, а людям выдать обед. Собрав офицеров, поговорил с ними, а затем обошел батальоны, говоря с людьми". (Врангель).

 

Есть информация о создании французами "заградотрядов" в 1917 г. во время "наступления Нивеля", но нет свидетельств о стрельбе по отступающим с поля боя. Хотя стрельба по частям, охваченных возмущением после этого наступления (его прозвали "бойней Нивеля") была.

 

Были массовые расстрелы у итальянцев после Капоретто, снова не заградотрядами, а обычным порядком - после трибунала.

 

Применительно к русской армии есть попытки приписать функции "заградотрядов" так называемым "ударным частям". Это наше название штурмовых частей. Но на самом деле о таком их применении опять нет информации.

 

О том, что были в разных странах отряды охраны тыла, в том числе и с задачей отлова дезертиров, я уже писал.

[Maxim Bulava]

Отношения между артиллерией и пехотой с каждым днем ухудшаются: недавно пехотинцы забросали ручными гранатами наш наблюдательный пункт, а разведчика 5-й батареи нашли мертвым в пехотных окопах со штыковой раной (немецкой атаки в это время не было)

тут можно добавить, что весной-летом 1917 г. к убийству артиллерийских разведчиков присоединились убийства "ударников" - военнослужащих штурмовых частей.

 

Расправы над артиллеристами - один из первых наглядных симптомов нежелания армии воевать.

[Maxim Bulava]

Нужно еще раз подчеркнуть, что переживаемое русской армией было вполне естественным процессом. Разумеется, в особых исторических и культурных условиях: сталинский Советский Союз, гитлеровская Германия, Япония периода Второй мировой войны, - можно поддерживать моральные силы армии и нации дольше того предела, перейдя который они должны были сломаться в условиях обычных. Притом, моральные силы, но не материальные. Даже фанатично сражающиеся войска будут перемолоты превосходящей материальной силой. Японцы, например, многое тут могут рассказать. Но Россия не была таким "ненормальным" государством, со всеми вытекающими.

 

Русская армия Первой мировой, кроме того, не имела, в отличие от гитлеровской и японской, вдохновляющего опыта побед начального периода войны. Если попытаться сравнить ее положение с ужасающим советским примером, то мы увидим. что те 2,5 года, которые прошли с момента начала войны до Февральской революции 1917 г., в советском случае эквивалентны времени после Курской дуги и освобождения Киева. Словом, у русской армии были все причины для моральной деградации – она и деградировала. Точно так же будут морально сдавать к концу войны германская или австро-венгерская армии.

Катализатором этого процесса, как уже сказано, была очевидная архаичность всей идеологической сферы страны, включая систему идеологического воспитания масс.

 

Правильно и верно писал об этом генерал Данилов:

"Русский народ оказался психологически к войне не подготовленным. Главная масса его, крестьянство, едва ли отдавала себе ясный отчет, зачем его зовут на войну. Цели войны были ему неясны. Крестьянин шел на призыв потому, что привык вообще исполнять все то, что от него требовала власть; он терпеливо, но пассивно нес свой крест, пока не подошли великие испытания.

Народные настроения нашей молодой некультурной нации вследствие недостаточного воспитания и не могли быть стойкими. Они легко должны были подвергаться колебаниям, походя на быстро сменяющиеся настроения ребенка, который часто улыбается, не успев еще смахнуть слезу со своего лица. Не могло быть в народных массах при существующих условиях и сознания государственного единства, крайне трудно прививаемого при наличии разноплеменности, бесконечных пространств, редкого населения и плохих сообщений. Даже коренное русское население было лишено сознания единства. Мы вятские, тульские, пермские, до нас немец не дойдет — такими словами часто и, надо сказать, довольно правильно характеризовали у нас несознательное отношение крестьянства к вопросу об общей опасности государству.

Не было здорового понимания долга и в кругах интеллигенции. Это лучше всего доказывается обилием лиц, искавших случая или возможности уклониться от призыва вовсе или, в крайности, избежать тягости службы на фронте, пристроившись в тылу. Наш мобилизационный отдел был завален просьбами и ходатайствами об освобождениях или, в крайности, временных отсрочках призыва. И, что еще хуже, эти случаи не вызывали необходимых репрессий со стороны власти и даже не клеймились должным образом нравственно; в обществе, напротив, относились к этому явлению с почти преступной снисходительностью. Тыловым нередко протежировали, их пригревали и старались закрепить их незаконное положение более прочным и устойчивым образом".

[Maxim Bulava]

Еще одним важным симптомом, свидетельствующим о неблагополучном моральном состоянии армии усугубившимся к концу войны, является ее низкая пленоустойчивость. Это вообще благодатное поле, гуляя по которому православные монархисты неизбежно не раз и не два сподобятся порвать себе шаблон.

 

Ведь если иногда они и вынуждены признать наличие пропасти в оснащении армий или некомпетентность высшего командного состава, всё же есть, по их мнению, ресурс, который все перекрыл и уверенно вел Россию к победе – это ДУХЪ русского солдата. Пулями продырявленный и газами отравленный, солдат этот неизменно духовно торжествует над богомерзской немецкой машинерией. Отсюда такая популярность рассказов про "атаки мертвецов" и прочее подобное.

 

Были, конечно, и атаки мертвецов, но общий фон определялся не ими. Находившийся при Ставке британский генерал Нокс, несколько преувеличивая уникальную тяжесть положения русской армии, все-таки пишет: "Дух Русской армии проходит через многие тяжелые испытания, только одного из которых было бы достаточно, чтобы подорвать дух многих других армий. Нельзя не поражаться тому, что многие из выдающихся начальников настолько подавлены убеждением в техническом превосходстве немцев, что считают, что немец «все может». Это — естественное, но нездоровое явление. Среди солдатской же массы было много случаев сдачи в плен и дезертирства в тыл. Предпринимаемые строгие меры и наказания, по-видимому, малодействительны.

Число заболевших громадно. Отыскиваются всякие предлоги, чтобы уйти в тыл. Среди солдат распространяется убеждение, что не стоит драться, раз везде бьют".

 

В 1915 г. в деревне, как явствует из панического письма начштаба главковерха Янушкевича генералу Поливанову родные и односельчане напутствовали новобранцев советами "не драться до крови, а сдаваться, чтобы живыми остаться".

К концу 1916 г. не было редкостью, когда солдаты в письмах домой выражали желание попасть в плен, чтобы остаться в живых.

 

Прапорщик Оськин: "В полку установлена свирепая цензура. Я не получаю ни одного письма, которое не было бы перлюстрировано. То же и с письмами солдат. Они, прежде чем попасть на почту, передаются полковому цензору, прапорщику Завертяеву. Так как сам Завертяев прочесть несколько сот писем, отправляемых ежедневно из полка, не в состоянии, то ему дан целый штат писарей. С наиболее характерных писем снимаются копии и отмечаются фамилии посылающих, а также и адреса. Эти сведения передаются от Завертяева в цензуру, находящуюся при полевой почтовой конторе корпуса.

Завертяев показывал несколько сводок. В письмах из полка солдаты жалуются на скверную пищу, тяготы окопной жизни, плохое обмундирование, на отсутствие возможности поехать в отпуск. Большинство писем монотонно, однообразно, начинаются миллионами поклонов всем родственникам от мала до велика и обыкновенно оканчиваются просьбой о посылках, а в некоторых письмах высказываются желания получить небольшое ранение или попасть в плен. Есть и такие, в которых сообщается об односельчанах, товарищах по полку: им пофартило, удалось получить легкое ранение, или перебежать в плен, или произвести удачное саморанение. Но каждое письмо проникнуто одной мыслью, одним желанием: скорее выбраться на родину".

 

Но лучше всего низкую пленоустойчивость русской армии могут показать цифры.

 

Здесь можно ввести два показателя: во-первых, отношение числа попавших в плен к общему числу мобилизованных; достоинством такого подсчета, является его относительная простота, так как цифры мобилизованных по разным странам более или менее ясны, а цифра пленных является более достоверной, чем число кровавых потерь. Во-вторых, можно считать отношение числа пленных к числу кровавых потерь, в основном, убитых. тут наиболее выпукло проявляется готовность армии сражаться до крови, правда, неоднозначность цифры убитых в русской армии дает в результате приличную вилку. Но, тем не менее.

 

Итак, сначала отношение числа пленных к числу мобилизованных. Возьмем данные по самым крупным армиям:

 

Франция: 6 %

Великобритания: 4 %

Италия: 10 %

Германия: 7,5 %

Австро-Венгрия: 20 %

Турция: 12,3 %

 

Все ожидаемо: австро-венгерская армия демонстрирует худшие качества.

В России к концу 1916 г. было мобилизовано 14,7 млн. человек. В плену к этому моменту находилось 2150 тыс. человек.

 

Таким образом, показатель России – 14,6 %. Хуже из крупных армий только у австро-венгров. Даже всеми презираемые "итальяшки" дали лучшую цифру.

 

 

Теперь возьмем отношение числа пленных к числу убитых.

 

Франция: 35 %

Великобритания: 50 %

Италия: 100 %

Германия: 50 %

Австро-Венгрия: 125 %

Турция: 64 %

 

Снова никаких неожиданностей. Австро-венгры вполне предсказуемо впереди.

 

С русскими цифрами, как я и обещал, не все так ясно по причине больших расхождений в числе убитых. Если взять любимую монархистами с отвалом башки цифру в 511 тыс., то получится 420 %. Вот как хорошо монархисты думают о родной армии. Но очевидно, что потери убитыми были больше.

 

Головин – и это почтенная оценка, в общем поддержанная Урланисом – определил их к концу 1916 г. величиной в 1200 тыс. человек. Тогда выйдет 179 %.

 

Если прибавить к числу убитых числившихся (к концу войны, не к концу 1916 г.) пропавшими без вести (цифра у Кривошеева), то мы получим около 1700 тыс. человек. Получается 126 %.

Видно, что пленоустойчивость русской армии по этому показателю была на уровне австро-венгерской или даже находилась еще ниже ее.

[Maxim Bulava]

"Он сказал, что мы все уже выдохлись, но что это ничего до тех пор, пока мы сами этого не знаем. Мы все выдохлись. Вся штука в том, чтоб не признавать этого. Та страна, которая последней поймет, что она выдохлась, выиграет войну".

 

Хеменгуэй. "Прощай, оружие"

[Maxim Bulava]

Как видно из сказанного, русская армия вступила в 1917 г.

а) в условиях исчерпания людских ресурсов страны, которые не могли более тратиться без наступления голода и коллапса народного хозяйства;

б) в разы уступая противникам и союзникам по техническому оснащению и

в) с надломленным моральным духом.

 

В этих условиях реакцией армии на любое антиправительственное возмущение, выдвигающее лозунг выхода из войны, было бы сочувствие ему и его поддержка, что и наблюдалось в реальности в дни Февральской революции. Конечно, революция стала не одним лишь результатом действия/ бездействия армии, но именно активное и пассивное содействие с ее стороны стало ключевым условием успеха революционных сил.

 

Обратимся к краткой хронологии событий первых дней революции:

 

23 февраля – начало массовых демонстраций в Петрограде

 

24 февраля – всеобщая забастовка на предприятиях столицы, выдвижение войск, в основном – запасных батальонов гвардейских полков – для охраны важнейших объектов и разгона манифестантов. Фиксируются случаи отказа казачьих патрулей разгонять демонстрантов.

 

25 февраля – столкновения полиции и участников протестов. Стрельба по манифестантам полицейских и отдельных воинских команд. Первый случай убийства полицейского казаками.

 

26 февраля – продолжение многочисленных столкновений полиции и воинских команд с рабочими.

 

27 февраля – восстание в учебной команде гвардейского Волынского полка. Группа солдат во главе со старшим фельдфебелем Кирпичниковым убивает штабс-капитана Лашкевича и присоединяется к рабочим. К волынцам примыкают литовцы и преображенцы, солдаты расправляются со своими офицерами и громят жандармские участки. Присоединение к восстанию гвардейских гренадеров. К концу дня около 70 тыс. военнослужащим присоединяются к мятежу, и город оказывается в руках восставших.

 

Можно говорить, что мятеж распространился в войсках в Петрограде с быстротой пожара, что и обеспечило захват города.

 

Нет еще никакого заговора генералов, нет жидо-масонов, склонивших царя-батюшку к отречению. Факт, вокруг которого разыгрывались все танцы – потеря столицы – стал результатом низового движения Петроградского гарнизона.

 

Попытки противопоставить восставшим настоящую армию, находившуюся на фронте, "серых орлов", готовых помереть за монархию, ничего, кроме изумления, не вызывают. Серые орлы образца четырнадцатого года были позакопаны по польшам и галициям. Армия на фронте и была этими запасными, но только посидевшими в окопах. Ничего серо-орлиного от этого сидения не появлялось.

 

Поведение войск в феврале-марте 1917 г. строго закономерно вытекает из всех предшествующих событий.

 

 

 

 

 

________________________________

 

Тимофей Кирпичников

 

Восставший Волынский полк

[Maxim Bulava]

Моральную и идейную однородность войск петроградского гарнизона и войск на фронте хорошо иллюстрирует попытка наступления русской армии на Северном фронте под Митавой, предпринятая в декабре 1916 - январе 1917 г. - последняя операция войск перед революцией.

 

Готовясь к наступлению, русское командование попыталось учесть опыт как боев 1916 г., так и западного фронта. Было создано локальное превосходство над германцами, включая фронтовую артиллерию крупных калибров. Войска попытались натренировать на преодоление укрепленной полосы, в тылу даже были построены полноразмерные макеты укреплений противника, на которых отрабатывались наступательные действия. Внимание было уделено и внезапности, которую удалось соблюсти вплоть до начала наступления.

 

Тем не менее, операция обернулась малорезультативными позиционными боями. Одной из главных ближайших причин срыва наступления были начавшиеся восстания в войсках. Взбунтовались полки 5-й и 14-й сибирских дивизий, прежде всего 17-й и 55-й. Соседняя 3-я дивизия, хотя и не приняла участие в восстании, утратила боеспособность, а солдаты ее в значительной части разбежались, побросав оружие и амуницию. Несмотря на массовые расстрелы в восставших полках (казнили почти сотню человек), а, возможно, и благодаря им, соседние части пребывали в состоянии глухого брожения - солдаты открыто заявляли о нежелании воевать.

 

Такая армия в принципе не могла подавить начавшееся в тылу восстание. Не случайно единственный из числа посланных с фронта в Петроград полков, успевший прийти в соприкосновение с восставшими - Бородинский пехотный - легко и быстро был разоружен офицерами-февралистами.

 

Ну и, конечно, нельзя думать, будто летнее наступление 1917 г. протекало бы сильно удачнее в сравнении с нашей реальностью, кабы не произошедшая к этому времени революция.

 

В общем, как уже говорилось, ошибочно ставить вопрос о возможности победы, если бы революция не свершилась. Она сама стала непосредственным результатом перенапряжения материальных и моральных сил Российской империи, которые, по большому счету, оказались невелики.

[Neta]

Большое спасибо Максиму за эту тему, которая пролила свет на ставшую уже неизвестной войну.

Сегодня как раз отмечается 100-летняя годовщина.

[Maxim Bulava]

Пожалуйста, пожалуйста.

 

Но мы еще не закончили. Тема еще не исчерпана даже для России, а на западе еще два года воевать будут.

 

100-летняя годовщина на самом деле еще через год