Первая мировая война

[Damien]

Формально в реальности России вообще была объявлена война, а уже потом начались военные действия на западе и востоке. То есть наступательный характер военных действий может не иметь никакого отношения к вине за агрессию.

В реальности - даже в состоянии объявленной войны военных действий можно не вести, пока их не начнут вести против тебя, или же вести формально.

 

Впрочем, выскажу такую, может быть, крамольную мысль, что интерес России в этой войне в значительной степени состоял еще и в том, что с Россией некрасиво поступили (Англия, Австро-Венгрия и Германия) после русско-турецой войны. Что касается Германии, то, как мне кажется, Берлинский конгресс был самой большой внешнеполитической ошибкой Бисмаркой. Кроме того, нельзя обойти стороной и политику вероломной Великобритании, предопределившую военные конфликты последующего времени, в некоторых случаях длящиеся до сих пор. Но бомба была заложена тогда, в Берлине.

[Maxim Bulava]

В реальности - даже в состоянии объявленной войны военных действий можно не вести, пока их не начнут вести против тебя, или же вести формально.

Зачем? Если вы собираетесь победить, всё равно придется наступать. Чисто военный резон в наступлении имелся: действительно был шанс того, что русское наступление на Пруссию оттянет войска с Западного фронта. Кроме того, пока Германия была занята в основном на Западе , нужно было успеть попытаться нанести максимальное поражение Австрии. Раз война ведется, смысл в толстовстве отсутствует.

Впрочем, выскажу такую, может быть, крамольную мысль, что интерес России в этой войне в значительной степени состоял еще и в том, что с Россией некрасиво поступили (Англия, Австро-Венгрия и Германия) после русско-турецой войны. Что касается Германии, то, как мне кажется, Берлинский конгресс был самой большой внешнеполитической ошибкой Бисмаркой. Кроме того, нельзя обойти стороной и политику вероломной Великобритании, предопределившую военные конфликты последующего времени, в некоторых случаях длящиеся до сих пор. Но бомба была заложена тогда, в Берлине.

Россия со своей стороны много сделала, чтобы разо.. разойтись с Германией. За три года до того Россия угрожала Германии войной, когда Бисмарк решил заручиться согласием на новую, превентивную, войну с Францией. По-моему, так дела не делаются: сначала войной грозим, а потом ожидаем, что Бисмарк будет для нас таскать каштаны из огня.

 

Что Вы хотите предложить Бисмарку? Испортить отношения с фактически союзной Австрией или еще и повоевать с ней и Англией до кучи? Ради того, чтобы русские, может быть, в будущем как-нибудь отблагодарили Германию?

 

Бисмарк был реалистом и химер не любил.

 

Что касается англичан, то они еще в 1898-99 годах дважды предлагали союз Германии на почве своих тогдашних колониальных споров с французами. Вот где был самый большой упущенный Германией шанс.

[Mirabile_Futurum]

Вы правы и неправы - одновременно. Кабы не Февральская революция Россия и правда, была бы среди победителей. Но победа все равно была бы пирровой. Было б, как с Италией.

Знаете, мне тоже кажется, что Вы правы и неправы.

 

Россия, конечно, ничего не приобретала от победы. Но для того, чтобы ничего не приобрести от победы, сначала надо победить. Рассуждение приведенного Иваном путинского образца: "раз союзники победили, то и Россия победила бы, кабы не революция", - не представляется обоснованным.

 

Революция в феврале и стала сломом России, вызванным войной.

 

Германия и Австрия тоже бы победили, если б не проиграли.

То есть, иначе говоря, вы имеете виду что к Февраля 1917 революция была неизбежной и страна, попросту, не имела шансев выдержать еще сколько-нибудь существенное время без слома?

[Damien]

нужно было успеть попытаться нанести максимальное поражение Австрии.

Зачем, если не ради того, чтобы приобрести новые территории?

[Марион]

За три года до того Россия угрожала Германии войной, когда Бисмарк решил заручиться согласием на новую, превентивную, войну с Францией.

Немного отвлекаясь от темы. А какой для тогдашнего русского правительства был смысл это делать? При том, что Германия традиционно нам была ближе?

Соблюли бы в новой германо-французской компании нейтралитет. Союз трех императоров продолжил бы свое существование и развитие.

И вечный (практически) мир в Европе впереди.

[Damien]

Соблюли бы в новой германо-французской компании нейтралитет. Союз трех императоров продолжил бы свое существование и развитие.

Хм, кинуть Францию? Неплохая идея. Тем более, что и император там какой-то не настоящий:

[Марион]

Во Франции к тому времени была уже республика. Третья.

Предполагаю, Россия хотела тем самым соблюсти равновесие сил в континентальной Европе.

[Maxim Bulava]

То есть, иначе говоря, вы имеете виду что к Февраля 1917 революция была неизбежной и страна, попросту, не имела шансев выдержать еще сколько-нибудь существенное время без слома?

В общем и целом. Я полагаю, что страна дошла до предела своих сил, прежде всего, моральных, и не очень представляю, как в таких условиях она могла выдержать хотя бы год войны.

Зачем, если не ради того, чтобы приобрести новые территории?

Так затем, что мы с Австрией воевали. Хотите ли вы или не хотите ли приобретать территории страны, с которой воюете, но раз воюете, должны разгромить ее армию.Это бессмысленно - выводить агрессию из наступления. Все наступали, и французы тоже, другое дело, что у них не вышло ничего.

 

Вопрос об агрессии выясняется не столько из того, что "во время", сколько из того, что "накануне".

Немного отвлекаясь от темы. А какой для тогдашнего русского правительства был смысл это делать? При том, что Германия традиционно нам была ближе?

Соблюли бы в новой германо-французской компании нейтралитет. Союз трех императоров продолжил бы свое существование и развитие.

И вечный (практически) мир в Европе впереди.

А стабильности хотелось. Мол, сильно борзо будет для Германии, если она станет гегемоном. Пусть Франция ее будет разбавлять.

 

Я говорю, когда принесшая нам явную пользу Германия по-дружески просит: "мы тут сделаем кой-какие свои дела,ОК?", - так мы гаранты мира. А когда потом за каким-то полезли братушек освобождать, то к свиням мир, а Бисмарк пусть с англичанами воюет. Я бы от таких "последовательных" союзников тоже потом бочком-бочком... Не по-пацански такие союзники себя ведут, что тут толковать.

[Maxim Bulava]

Сохраняя в своих руках инициативу, Германия при планировании весеннее-летней кампании 1915 г. оказалась в непростом положении. Крупные оперативные успехи 1914 г. ни к чему ни привели, и война на истощение, война на два фронта, стала реальностью.

Было ясно, что одного из противников, Францию или Россию, все равно надо выводить из войны.

 

Новый начальник генерального штаба Эрих фон Фалькенхайн, пришедший на смену облажавшемуся Мольтке, был сторонником продолжения активных действий с решительными целями на Западном фронте. При этом он руководствовался теми же соображениями, что и оба его предшественника – окончательное выведение России из войны сомнительно по условиям географии.

 

Двоица Гинденбург-Людендорф, окрыленная успехами 1914 г., полагала, что победа на востоке вполне достижима, и при перенесении центра тяжести на восточный фронт может обозначиться успех во всей войне. В самом деле, Германия в 1914 г. задействовала на востоке ограниченные силы, по сути, большую часть времени воевали полторы армии, учитывая то обстоятельство, что 9-я армия была сформирована за счет каннибализма по отношению к 8-й. Несмотря на синие стрелочки на карте, их задачи на востоке были оборонительными, хотя и решались наступательными методами: оборона Восточной Пруссии, помощь Австро-Венгрии, недопущение вторжения в Силезию. Более крупные силы, преследующие решительные цели, могли принести существенный успех.

 

Конечным доводом, склонившим Фалькенхайна, было положение Австро-Венгрии. Ее истощенная Галицийской битвой армия с трудом удерживала фронт, несмотря на "прослаивание" ее германскими частями. Беспатронные и бесснарядные русские войска, истекая кровью, все же смогли закрепиться на горных перевалах, угрожая вторжением на Венгерскую равнину. В общем, особого выбора не было: в одиночку Германии уж точно ничего не светило.

 

Однако раздвоение стратегической мысли германского командования в итоге дало свои результаты: удар на востоке мог бы быть и сильнее. Макс Гофман, уже упоминавшийся нами и назвавший Первую мировую "войной упущенных возможностей", полагал, что для наступления могли бы быть выделены значительно более крупные силы за счет запада. Удар 11-й германской армии под Горлице, расколовший русский фронт, при внимательном рассмотрении как-то не впечатляет. Плотности артиллерии, например, составили на участке прорыва 20 орудий и минометов на километр. Даже по меркам той же Первой мировой это, казалось бы, что-то несерьезное. Неудивительно, что, несмотря на работу артиллерии, пехотным частям пришлось пробивать фронт в, без преувеличения, тяжелых боях…

[Maxim Bulava]

Но то, что не впечатляет нас, сидящих на диване, для русских войск на фронте обернулось тяжким испытанием. Все же такой концентрации германских сил и такой силы артиллерийского огня они до этого момента еще не видели. Одним из решающих факторов стало время проведения германцами своей операции: она пришлась на разгар кризиса снабжения русской армии. Действия русского командования также нельзя признать удачными. Оно не только пропустило германский удар, но и при его отражении совершало одну ошибку за другой, бросая резервы по частям навстречу германскому натиску. Преувеличением было бы сказать, что немецкое наступление развивалось стремительно. Скорее, его можно уподобить тому самому пресловутому катку, движение которого неумолимо поглощало брошенные для его остановки силы.

 

Был такой Федор Августович Степун. Он самый, да – философ Степун.

 

В мировую войну он был артиллерийским офицером. В письмах, отправленных с фронта, Степун очень точно и ясно схватывал самую суть положения на фронте. Вот эти письма, в самом деле, очень познавательно

 

https://militera.lib....epun/index.html

 

Цитирую много, потому что Толстой, чистый Толстой!

 

"Недели три мы были в беспрерывных безумных боях. Пехота таяла как восковая свеча среди костров ада. В таких условиях и наша артиллерийская работа становилась невероятно тяжела. Мы занимали все время самые рискованные позиции. Все наблюдательные пункты были в самих пехотных окопах или впереди их. Все время мы имели дело с громадным количеством тяжелой и самой тяжелой артиллерии. Все время против нас были немцы (самым коренным образом отличающиеся от австрийцев). Все время бригада работала с громадным самоотвержением, и при всем этом, слава Богу, наши потери в сущности незначительны¹.

 

Устал я за период нашего отхода очень. В продолжение трех недель мы ни на секунду не только не раздевались, но даже не снимали сапог, спали не более 3-х, 4-х часов в сутки и были почти все время под угрозой самой реальной смертельной опасности.

 

К середине апреля мы заняли прекрасные позиции на господствующих холмах Венгрии. Австрийцы барахтались где-то у нас под ногами. С наших наблюдательных пунктов мы заглядывали им в тыл на 5-6 верст. На душе у большинства солдат и офицеров было легко. Ничто не предвещало беды. Наши артиллерийские позиции уставились чайными столиками. Каждый вечер раздавалась лихая, переливчатая гармоника. По приказанию высшего начальства наши второочередные полки завели на экономические суммы оркестры, которые частенько разыгрывали вальсы и марши в штабе дивизии, — и лишь крайне малое количество топоров и лопат нарушали эту весеннюю симфонию, изредка постукивая на заготовляемых на всякий случай тыловых позициях.

 

И вдруг среди ночи непонятный приказ отступать! Сначала решили, что какое-нибудь маленькое тактическое передвижение — однако к утру, когда покидали Свидник, вокруг которого зимовала дивизия, — уже сердцем и предчувствием знали, что события разрастутся с невероятной быстротой в грандиозное поражение русской армии.

 

Так оно и вышло.

 

В 6 дней мы отдали все, что завоевывали 6 месяцев. Нельзя сказать, чтобы мы позорно бежали. Нет, мы дрались, и временами, как например на Сане, дрались геройски, но враг был настолько сильнее, его материальные средства были так сокрушительны, что мы все же не просто отступали, но бежали с невероятной быстротой, очищая в иные сутки до 60-75 верст.

 

Мы бежали сквозь кромешный ад. Вокруг нас все время пылали громадные костры поджигаемых и нами и немецкими снарядами городов и селений. Разрывы тяжелых непрерывно вскидывали к небу сотни пудов черной земли, издали казалось, что всюду плещутся грандиозные нефтяные фонтаны. Пехота гибла без счета; много людей выбывало убитыми и ранеными, но гораздо значительнее были потери отстававшими, сдававшимися в плен, забивавшимися в халупы и утонувшими при переходах через реки. Когда мы уже отдали Сан, к нам начало поступать пополнение. Но было уже слишком поздно. Маршевые роты, скверно обученные, сразу же как мясо в котлетную машинку попадали в атаку, и гибли — без счета, без смысла и без пользы.

 

В самом начале этих тяжелых дней рядом с нами была разбита 48-я корниловская дивизия, защищавшаяся, говорят, с последнею отчаянностью и истинным героизмом. Во время одного из наших переходов прямо на нас сбоку из лесу выскочило несколько ездовых: перерубив постромки, они, очевидно, каким-то чудом спаслись из того горного ущелья, в котором немцы окружили и наголову разбили злосчастного Корнилова. Среди ездовых было два офицера, оба на неоседланных лошадях. Солдаты как угорелые проскакали мимо и скоро скрылись из вида; офицеры присоединились к нашей батарее. Я долго ехал рядом с ними. Они производили впечатление почти ненормальных людей. На первом плане в них чувствовалось ликующее «вырвались», и одна мечта «соснуть бы»; на втором кошмарное воспоминанье, очевидно, уже не боя, а бойни, и острый стыд за свою счастливую участь. Зато на болтливом языке все время вертелась какая-то сплошная истерическая ерунда. «Нет, ведь главное то, что все вещи пропали. А какой коньячишка: три звезды, первый сорт; а письма, письма... где ты, Маня, где ты, Таня... ай да тройка, снег пушистый... Ну, да все — все равно, важно дрыхнуть, да покрепче, суток на пять закатиться, а потом можно хоть опять на немца, хоть под суд»... Я ехал, и мне вспоминалась другая сцена... Вспоминалась взятая нами в плен во время отступления партия немецких разведчиков с офицером во главе. Строгие, сосредоточенные и спокойные немцы, все с железными крестами, сидели на пнях у штаба полка. На мои вопросы они отвечали односложными «да» и «нет», впрочем, я не очень расспрашивал их; моему праздному любопытству они решительно противопоставляли свою глубокую скорбь. При этом ни на одном лице не дрожал ни один мускул. Казалось, что у этих людей есть души, но нет нервов, и вспомнились слова Гинденбурга о том, что победит тот, кто крепче нервами.

 

Пережили мы один вечер, который тоже был ставкой на крепкие нервы. Получили мы к ночи приказ занять еле маскированную позицию под Яблоницей польской. Часам к 11-ти мы встали за небольшими бугорками, наскоро вырыли кое-какие окопы и только что собрались отдохнуть, так как к раннему утру ожидались преследующие нас немцы с непременными тяжелыми орудиями в авангарде, как на фоне темного неба, на левом фланге батареи показался черный силуэт странного всадника в широкополой шляпе. Оказалось, что к нам в первый раз за все время войны с чего-то решил пожаловать батюшка одного из полков нашей дивизии. Собрав людей, он произнес речь, в которой сообщил, что по полученным в штабе сведениям бой будет к утру тяжелый, и что нет надежды, чтобы многие из нас остались живы. Сообщив затем, что он только обошел окопы своего полка, и что мы, батарейцы. для него не пасынки, но наравне со стрелками любимые чада, — он и нам предложил поисповедоваться и принять отпущение грехов...

 

Когда батя уехал, наше настроение сильно ухудшилось: это был первый случай коллективного соборования. Утра мы невольно ждали с суеверным страхом. Умываясь, наш новый офицер, храбрец и атеист, по прозванью Арапчонок, костил батюшку, на чем свет стоит. Обошлось однако вполне благополучно. Хотя немец стрелял с наблюдателем летчиком, и хотя висевший над нами аэроплан все время сигнализировал цветными зигзагами, немецкие тяжелые упорно ложились или правее батареи, или на ее правом фланге. Так что мы все время, неустанно стреляя двумя левыми взводами, не понесли никаких потерь.

 

А бой был под Яблоницей действительно жаркий. Иван Владимирович рассказывал мне потом, что картина, раскрывшаяся перед ним к рассвету с его прекрасного наблюдательного пункта, была истинно монументальной картиной современного боя. Немцы двигались как саранча, двигались лавинами, двигались каким-то бескрайним человеческим океаном. Впереди цепи одна за другой; за цепями в подкрепление им плотные колонны; под прикрытием тяжелых орудий во все стороны разъезжалась и по всем позициям устанавливалась разнообразная легкая и гаубичная артиллерия, к флангам скакала кавалерия; совсем в глубоком тылу продвигались обозы; в воздухе кружили и висели аэропланы.

 

А у нас — у нас решительно не было никакой возможности бороться со всею этою сокрушающею массой людей, пушек и изощренных технических средств, со всею этою подавляющею отчетливостью немецкой военной организации, с яростью германского натиска.

Не располагая ни воздушной разведкой, ни тяжелой артиллерией, с пехотой, растаявшей до четверти нормального состава дивизии, мы немощно посыпали немецкую мощь «сахарною пудрою» наших трехдюймовых снарядов, зная и чувствуя, что все зря, что все усилия тщетны, что дело безнадежно проиграно".

 

______________

 

1. Степун имеет в виду свою артиллерийскую бригаду, где потери, конечно, были многократно меньшими, чем в пехоте.

[Mirabile_Futurum]

 

6. Французская линия крепостей не может быть быстро прорвана и, следовательно, должна быть обойдена.

7. Такой обход можно провести только через нейтральную территорию Бельгии или Швейцарии. По условиям местности второй вариант неприемлем.

 

Как вам кажеться, почему французы не догадались провести укрепления и по линии границы с Бельгией?

[Maxim Bulava]

Как вам кажеться, почему французы не догадались провести укрепления и по линии границы с Бельгией?

К началу ХХ в. французы не делали ставку только на укрепления. Строительство линии крепостей на востоке страны было связано со слабостью Франции после франко-прусской войны. По мере восстановления военной мощи назначение линии укреплений менялось: теперь они должны были не только сдерживать германский натиск, но и прикрыть мобилизацию и развертывание армии.

 

Эта армия обязательно должна была контратаковать германцев, даже если бы они не нарушили нейтралитета Бельгии. Наступление одновременно было признано:

 

а) Основной формой ведения боевых действий вообще.

 

б) Более всего соответствующим национальному духу народа и армии ("французский порыв")

 

в) Условием заключения мира, поскольку целью войны признавалось возвращение Эльзаса и Лотарингии, эта идея приобрела характер национальной паранойи (статуи двух провинций на площади Согласия были затянуты траурным крепом, и когда началась война, толпа первым делом ринулась его с этих статуй сдирать. Что символизирует).

 

В таких условиях строительство крепостной линии по бельгийской границе предполагало бы глухую оборону и отсиживание, что противоречило как целям войны, так и военной доктрине

 

Кроме того, крепости представляли собой очень дорогостоящие игрушки.

 

Ну и еще нарушение суверенитета Бельгии не рассматривалось как решенный со стороны Германии шаг, поскольку он грозил Германии очевидными издержками. Если же Германия решилась бы на него, она, как считалось, осуществила бы вторжение в Бельгию меньшей частью сил, что давало бельгийской армии и крепостям хорошие шансы задержать немцев. В это время французское левое крыло ударом на северо-восток создавало бы угрозу немецкому флангу и тылу в Бельгии. А далее русский паровой каток оттягивал войска с западного фронта.

[Mirabile_Futurum]

Второй вопрос. А почему перед 2 Мировой французы не учли свою ошибку, и не довели таки линию Мажино под Бельгию?

[Maxim Bulava]

Второй вопрос. А почему перед 2 Мировой французы не учли свою ошибку, и не довели таки линию Мажино под Бельгию?

Они как раз учли свои ошибки. Войска сразу же были развернуты в Бельгию с намерением создать прочный позиционный фронт. Позиционная оборона по опыту Первой мировой многое могла, не на порядок уступая крепостям.

 

Немцы поймали союзников как раз на наиболее естественной реакции на ожидавшееся повторение плана Шлиффена. Добившись стягивания англо-французских войск на северо-восток, они внезапно ударили в Арденнах, пробив при этом линию Мажино.

 

В новых условиях, в отличие от начала Первой мировой, фортификация, как стационарная, так и полевая, имела ограниченную ценность.

[Mirabile_Futurum]

Кстати, это правда, что в Крымскую и Русско-японскую войны солдаты были голодные и босые, поскольку интенданты разворовывали всё?

В Крымскую, действительно, очень много воровали, в японскую - существенно меньше. Вообще, в начале ХХ века солдат бытовО чувствовал себя лучше в армии, чем дома (в деревне). В военное время солдату в сутки, например, выдавалось 2 фунта мяса. Можно с уверенностью сказать, что тут был даже огромный контраст с недоедающей или вовсе голодной деревней.

Насколько я понимаю, царское правительство, в отличии от большевиков, именно до прямого голода крестьян не доводило, но все же десятилетиями держало их в состоянии перманентного недоедания.

[Maxim Bulava]

Насколько я понимаю, царское правительство, в отличии от большевиков, именно до прямого голода крестьян не доводило, но все же десятилетиями держало их в состоянии перманентного недоедания.

Не было голода как причины демографической катастрофы, как в силу меньших масштабов, так и вследствие достаточно оперативной по тому времени помощи: подвозу и раздаче продовольствия. Другими словами, в демографической статистике следов голодовок конца XIX-начала ХХ века, действительно, не видно.

 

Но случаи, когда у крестьян кончался хлеб, были и повторялись с известной регулярностью.

[Mirabile_Futurum]

В общем и целом. Я полагаю, что страна дошла до предела своих сил, прежде всего, моральных, и не очень представляю, как в таких условиях она могла выдержать хотя бы год войны.

 

У меня всегда было такое, труднообъяснимое, психологическое ощущение, что Февральская революция была чем-то неожиданным, избегаемым. Если сравнить с 1905годом. Тогда реально вся страна поднялась.Целые города бунтовали. А перед февралем, казалось бы, была стабильная атмосфера и кроме как в Петрограде нигде и выступлений, то не было.

[Maxim Bulava]

У меня всегда было такое, труднообъяснимое, психологическое ощущение, что Февральская революция была чем-то неожиданным, избегаемым. Если сравнить с 1905годом. Тогда реально вся страна поднялась.Целые города бунтовали. А перед февралем, казалось бы, была стабильная атмосфера и кроме как в Петрограде нигде и выступлений, то не было.

Ощущение понятное, но неправильное. У Вас просто события 1905 г. "сжались". От "кровавого воскресенья" до широких "бунтов" прошли месяцы. А в 1917 г. всё было кончено в неделю. Перенесите этот срок на 1905 г., и Вы увидите, что в 1905-м ничего сверхреволюционного за это время не произошло.

 

А подробнее о войне как предпосылке революции еще скажем.

[Maxim Bulava]

Бои мая-июня 1915 г. обозначили грозную для русской армии картину положения на фронте. Наступавшие на северо-восток австро-германские силы грозили выйти в тыл всей русской группировке в Польше. После того, как в июле развернулось германское наступление в Прибалтике, эта угроза приобрела особенно зримый характер - замаячил призрак "Канн".. 4 августа 1915 г. была оставлена Варшава. К этому времени русское командование осознало, что Польшу, Курляндию и Литву не удержать.

 

 

 

 

Ведя упорные бои, части отходили все дальше на восток. Немцы все время создавали угрозу локальных котлов, которой, к счастью, удавалось избегать, но прямые столкновения продолжали воспроизводить ситуацию мясорубки, отмеченную Степуном. Это и неудивительно – навстречу противнику бросались крайне слабо подготовленные части.

 

Керсновский писал: "Зачастую прибывшие на фронт «ратники» ни разу не держали в руке винтовки и, во всяком случае, не умели заряжать обоймами. Не получив ни воинского воспитания, ни даже военного обучения, эти «ратники 2-го разряда» сразу попали в ад летних боев 1915 года — самых тяжелых боев, которые знает военная история. Следует ли после этого удивляться бесчисленным отсталым («халупникам»), «палечникам», «самострелам»? Упрекать надо не этих несчастных людей, а тех, кто в таком виде отправлял их на фронт".

 

Нехватка винтовок вызвала к жизни отчаянный проект – вооружать часть необученных ратников топориками на длинных древках. Проект был отставлен в сторону из-за способности окончательно деморализовать личный состав.

 

Сторонние наблюдатели терялись в догадках: где остановится "Великое отступление", как тут же его окрестила мировая пресса?

В сентябре германская кавалерия, брошенная в прорыв под Свенцянами, проникла в глубокие тылы. Отдельные германские разъезды действовали на подступах к Минску. Но это были уже последние успехи кампании на востоке. "Трение войны" вкупе с ужасавшим немецкое командование состоянием коммуникаций, а также потребности западного фронта в конце концов остановили германский натиск. Фронт на востоке, и раньше обраставший окопами при первой возможности, окончательно замер в позиционных формах.

 

Прежде чем разговор пойдет о позиционной войне на обоих театрах, имеет смысл остановиться на главных итогах кампании 1915 г. для России и русской армии.

 

Противнику была оставлена Польша с ее развитой промышленностью, один из главных индустриальный районов империи. Это, конечно, не приближало преодоление кризиса снабжения войск. Однако значительно более существенными были иные материальные и психологические потери.

 

Остановимся сперва на явлении, в полном смысле слова нематериальном. Бои 1915 г. породили в войсках опасение противника, доходившее до "германобоязни". Будущий маршал Советского союза А.М. Василевский, тогда простой пехотный офицер, вспоминал: "В начале каждой артиллерийской перестрелки мы поглядывали на цвет разрыва и, увидев знакомую розовую дымку, которую давали австрийские снаряды, облегченно вздыхали: значит, австро-венгерские части на этом участке еще не сменены "германом".

 

В офицерской среде укрепилось впечатление о немцах, созданное в 1914-м: отмечались "необыкновенная подвижность немецких войск, их постоянное стремление атаковать, способность к постоянному риску, упорство в достижении поставленных целей, способность частей войск оставаться в порядке даже в самых трудных положениях", "крайнее упорство и ожесточенность" германских атак.

 

Похожие настроения распространились и среди солдат. Военврач Войтоловский:

 

"В 366-м полевом госпитале. Груды раненых на полу. Беседую с ранеными в сортировочной:

— Как дела?

— Да разве мы знаем? Шли и падали, шли и падали... Вот все, что мы знаем.

Молодой вольноопределяющийся объясняет с оттенком превосходства:

— Положение неопределенное. Наш правый фланг выпирает австрийцев, а на левом засели германцы: их не сдвинешь.

— Это где же?

— У Синявы. Мы — Кавказского корпуса.

— Разве с германцами так трудно воевать?

— Трудно, — отвечает хор голосов.

— Крепкий народ.

— Хитер больно.

— Хитрее хитрого. Его не собьешь".

 

Разумеется, особое впечатление оставляла работа германской артиллерии. Из разговора в госпитале, записанного Софьей Федорченко: "Прогремелся Илья [пророк Илья], не перескочить. Кaк почнут немцы небо колоть ровно сухи дровa, где стaрому перегреметь..."

 

___________________

 

На фото:

 

германские части вступают в Варшаву

 

генерал-фельдмаршал принц Леопольд Баварский в Варшаве

[Drogon]

Maxim Bulava

Достаточно распространено мнение, что характер будущей войны, ее размах, продолжительность, последствия, оказались совершенно неожиданными для европейцев, включая правящие круги. Несмотря на известную справедливость утверждений такого рода, имеются, однако, примеры удивительно точных прогнозов будущего конфликта.

 

Первая Мировая война – исполнение блестяще рассчитанной провокации , задуманной сербской террористической организацией «Черная Рука», стремившейся к созданию единого юго-славянского гос-ва под руководством Сербии. Одним из филиалов ее была «Млада Босна» куда входили и Гавриил Принцип и Неделько Габринович и др.

[Maxim Bulava]

Вообще, конечно, австрийский ультиматум имел под собой все основания.

[Drogon]

Под провокацией я имел ввиду, то что руководители этой организации, прекрасно сознавали, что помочь им в создании Великой Сербии могла по большому счету лишь Россия. России на то момент это не очень было нужно. И Черная рука поставила целью втянуть Россию в конфликт. Ее члены были в Сербском правительстве и в армии. Операция не только продумала покушение на эрцгерцога, не только подобрала группу эмоциональнонеустойчивых молодых людей (в основном больных туберкулезом, что способствует эмоциональнойнеустойчивости), забила им головы всякой хренью, но эта же организация сдала этих мальчишек австрийцам. Они сделали все, чтоб Принцип и его товарищи попали в руки полиции , подложив вместо обещанного цианида обычное рвотное средство. Полагаю, что их же стараниями расследование быстро установило связь "Млады Босны" с высшими слоями Сербского руководства.

 

После этого У Австрии не осталось выбора - она сделала только то, чего уже не могла не сделать. А у России не осталось выбора, как исполнить союзнический долг.

[Maxim Bulava]

А у России не осталось выбора, как исполнить союзнический долг.

Официального союза с Сербией не было, следовательно, не было и союзнического долга.

 

Россия не обязана была вступаться за Сербию. Заверения же русской стороны, что против Австрии будет объявлена мобилизация, и склонили сербов отвергнуть ультиматум.

[Drogon]

Ну формально могла и не вступаться, но....

[Марион]

....

генерал-фельдмаршал принц Леопольд Баварский в Варшаве

 

Причем на фоне православного Александро-Невского собора на Саксонской площади.