Первая мировая война

[Maxim Bulava]

Я боялся оскорбить религиозные чувства упоминанием места.

[Mirabile_Futurum]

Ощущение понятное, но неправильное. У Вас просто события 1905 г. "сжались". От "кровавого воскресенья" до широких "бунтов" прошли месяцы. А в 1917 г. всё было кончено в неделю. Перенесите этот срок на 1905 г., и Вы увидите, что в 1905-м ничего сверхреволюционного за это время не произошло.

 

А подробнее о войне как предпосылке революции еще скажем.

Спасибо. Не смею мешать. Ждем продолжения темы.

[Maxim Bulava]

Наоборот, я всячески приветствую реплики участников. Единственно, чтоб в очень сильный оффтоп мы не уходили. А маленький - так пожалуйста

[Mirabile_Futurum]

Думаю потом, когда доберемся по хронологии, тему вполне можно направить на обсуждение революций 1917года, не создавая новую.

[Maxim Bulava]

Важнейшим итогом 1915 г. на восточном фронте стало окончательное догорание в боях кадровой армии

 

"В кампанию 1915 года были уничтожены кадры регулярной русской армии - добито все то ценное, что не было перебито на берегах Бзуры и Равки. Отныне армия превратилась в ополчение. Потери этой злополучной кампании можно было пополнить, но их нельзя было заменить".

 

Прежде чем охарактеризовать суть произошедших с армией в результате этого изменений, нужно сделать одно важное замечание.

 

Хлебнувшие военного лиха и получившие опыт пребывания в совершенно иной армии, русские офицеры в своих воспоминаниях склонны были рисовать облик солдат начала войны не без ностальгического чувства. Офицер лейб-гвардии Семеновского полка Ю. В. Макаров вспоминал:

 

"Выступили мы сейчас же к справа по отделениям, лихим гвардейским шагом, пошли по отличной широкой польской дороге. Шли, как всегда на походе, если позволяла дорога, в ногу. Без неуместной скромности можно сказать, что две наши роты представляли из себя тогда весьма красивое зрелище. Даже сейчас приятно вспомнить какими молодцами мы тогда имели честь командовать... Хорошо обстрелянные, но отдохнувшие, все унтер-офицеры и многие рядовые георгиевские кавалеры, винтовки на ремне, папахи на затылке, башлычки закинуты на плечи... Шли в сражение так же стройно, как по Петербургской улице, но еще лучше, быстрее, размашистее и свободнее... Приятно было бы если бы на нас тогда посмотрело большое начальство".

 

Нужно отметить, что и качества армии мирного времени, умеренно разбавленной с началом войны потоком мобилизованных, все же нельзя идеализировать. Разумеется, ее трудно было поставить рядом с позднее мобилизованными солдатами, но уже в первых сражениях проявились родовые недостатки наших войск, только усиливавшиеся в последующее время. Спора нет- и в 1914 г., и потом были как стойкие части, так и отдельные герои. Как русские, так и "инородцы". Можно найти такие, например, свидетельства:

 

"Пулемётчик Изметдинов Сулеман, отравленный газами, не покинул своего пулемёта и, оставшись один около него, открыл огонь по немцам, а когда они подошли к окопу на 15 шагов, передние цепи немцев были почти целиком скошены его метким огнём. Он снял с пулемёта затвор и надульник и понёс их в тыл. Подойдя к идущему навстречу батальону, он только и мог сказать: " Изметдинов Сулейман.. вот затвор... карман.. газы.. всё по присяге.. Коран целовал.. теперь умирать.."

Затем впал в забытье и умер, когда его принесли в полковой лазарет".

 

Но уже по опыту первых боев в Восточной Пруссии можно было заметить тревожные признаки. А. Лихотворик в поисках причин легкости окружения 2-й армии противником констатирует:

 

"Слабая устойчивость соединений. Ведь по сути - все заслоны на пути фланговых ударов были расставлены верно - противник не мог начать охват центральных корпусов не выдержав боя с 1-м и 6-м арм. корпусами. Но то насколько быстро было сломлено их сопротивление (особенно последнего) и насколько долго они потом приходили в себя - совершенно очевидно опрокинуло все ожидания русского командования и оставляет очень тягостное впечатление.

 

По этому поводу можно привести замечательное высказывание А. Свечина, которое он сделал, предваряя рассказ о своем командовании полком в 1915 г.:

 

"Легкомысленному французскому наблюдателю перед мировой войной казалось, что русский солдат столь нетребовательный, что русскими солдатами бесконечно легче командовать, чем французскими. Это абсолютно неверно. Войсковые организмы царской России являлись очень нежными и чувствительными и весьма восприимчивыми к началам разложения. Я убедился в этом еще весной 1904 г. под Тюренченом, когда наблюдал почти мгновенный переход от ура-патриотического настроения к грабежу денежных ящиков и офицерских чемоданов, к самой бесшабашной панике. Бессловесной и безропотной русская армия казалась только на поверхностный взгляд; русский офицер не имел дисциплинированного мышления; политическая подготовка его имела крупные пробелы; начальству он мало верил и мало его уважал; а солдаты являлись в конечном счете представителями крестьянского анархизма, сомнения и восприимчивости. Русские полки успешно работали только в атмосфере порядка и авторитета; а обстановка современного боя сковывала возможности проявления личности начальников и создавала хаос".

[Maxim Bulava]

Замечание Свечина весьма важно: в самом деле, призванный в армию русский крестьянин вовсе не представлял собой природного солдата. Собственно, природных солдат и нет – представители разных наций производят впечатление таковых постольку, поскольку культурная среда обществ содействует возникновению и закреплению у личности качеств, ценных в военном отношении.

 

Особенностью военной организации дореволюционной России было то, что формирование солдата почти полностью было возложено на армию. В условиях рекрутской повинности солдат совершенно отрывался от обычного общества. Почти весь XVIII век служба продолжалась пожизненно, а затем, будучи сокращенной, все равно тянулась 20-25 лет. Армия превращалась в замкнутую касту, в границах которой военное начальство могло лепить из солдата что угодно в соответствии со своими представлениями о должном. Тому учили или не тому, но выучивали (и воспитывали). Огромная моральная стойкость, проявленная русской армией во время Крымской войны, была следствием как раз ее кастовости.

 

С переходом к всеобщей воинской повинности положение стало намного более сложным. Солдат не вырывался из гражданской действительности навсегда, служба становилась для него только этапом жизни, а не всем ее содержанием. При таком настрое и при значительном сокращении сроков службы крайне важно становилось, с чем солдат придет в армию. Насколько он будет интеллектуально и психологически гибок, функционально, просто и политически грамотен, молод и длинноног. Однако и тут три-четыре года могло быть занято армейской учебой.

 

В военное время значимость "допризывной" в широком смысле слова подготовки дополнительно увеличивалась, ведь армия массово пополнялась отвыкшими от службы или вовсе ранее не служившими, оказывавшимися на фронте почти без всякого втягивания в военный организм.

 

Раз мы стали цитировать Бисмарка, уместно вспомнить знаменитое псевдо-бисмарксовское высказывание (на самом деле принадлежащее Пешелю): "Народное образование играет решающую роль в войне. Когда пруссаки побили австрийцев, то это была победа прусского учителя над австрийским школьным учителем".

 

Мобилизованный крестьянин попадал на фронт не только часто неграмотным, но и не имея представления о том, зачем и с кем идет война, и почему в ней надо лично ему участвовать. Речь идет не о здоровом цинизме, а просто об отсутствии соответствующих понятий. "Мы пскопские, до нас немец не дойдет" расцвело пышным цветом ближе к концу войны, но уже в ее начале солдаты сибирских корпусов поражали офицеров вопросами, зачем на фронт нужно ехать. Ведь врага нигде поблизости нет! Образ большой России был крайне туманным, тогда как образ родного села – живым и конкретным.

 

Ну и значение специальных военных навыков никуда не делось.

 

Если сравнить Россию со значительно более модернизированным и милитаризованным обществом Германии, то ясно, что мы проигрывали уже в качествах армейского резерва.

 

Эта особенность не могла быть исправлена, ее можно было только смягчить искусным выбором форм перехода от армии мирного времени к армии военного времени и соответствующей организацией ее работы. Решающую роль играл процент кадровых офицеров, унтер-офицеров и старых солдат. Но как раз с этим дела обстояли не очень.

Продолжение следует…

[Maxim Bulava]

Запасными унтер-офицерами при мобилизации распорядились самым варварским образом. Вместо того, чтобы беречь их и использовать только по назначению, как младший командный состав новых частей, их сплошь и рядом ставили в линию как рядовых. В качестве рядовых они и были перебиты уже в первый год войны

 

Отдельная история приключилась с новыми частями. Незадолго до войны военное министерство провело реформу…

 

Видите, стоит сказать "провело реформу", и мы сразу понимаем, что случилось.

 

До реформы, наряду с кадровыми частями, пополняемыми мобилизованными до численности по военному расписанию, существовали специальные запасные полки. Во время войны они принимали мобилизованных и раздваивались, формируя из себя два полка военного времени.

 

То есть это некий аналог аналог советских кадрированных частей. Качество таких формирований, конечно, было бы не ахти каким, но достоинством их было хотя бы реальное наличие их самостоятельной основы в мирное время, и прежде всего - кадровой основы.

 

По реформе решили ввести германскую систему резервных дивизий, у нас названных второочередными. В полках создавался "скрытый кадр", то есть намечался список офицеров, которые при мобилизации будут выделены из полка. Теперь вновь возникавшие полки принимали в себя запасных, получали от материнской части винтовочное вооружение (артиллерийское [на уровне дивизий] и пулеметное – на отдельной основе, помимо материнских полков) и соединялись во второочередные дивизии. Основа второочередных частей, таким образом, становилась не реальной, а виртуальной.

 

В условиях германской организации и германской ментальности система работала. Германия поставила резервные дивизии и корпуса в первую линию, и они сражались ничуть не хуже кадровых частей. Да даже и ландвер представлял собой полноценные части. Цитата из статьи П. Симанского, где он не только систематизировал чужие мысли, но и подверг анализу свой собственный военный опыт: "Систематический немец, - пишет А., Незнамов, - добросовестно выполнял все требования, выдвинутые этой системой; немецкий полк-отец отдавал полку-сыну и хорошую материальную часть и хороший личный состав. К тому же немецкий запасный не скоро терял свою ценность солдата".

 

В России при мобилизации воцарился кошмар. В мирное время к выделению во второочередные дивизии командованием частей по нашей привычке были запланированы все пьющие и никчемные офицеры. В лучшем случае – опытные хозяйственники. Запасные солдаты и унтер-офицеры в такие дивизии направлялись самых старых призванных возрастов¹. Отдельного упоминания заслуживает вооружение.

 

В 1908 г. к винтовке Мосина был принят патрон с остроконечной пулей. Соответственно, под него должна была быть проведена переделка патронника. Командиры частей сплошь и рядом не были озабочены переделкой винтовок, находящихся на хранении для второочередных частей. Переделка осуществлялась или уже после проведения мобилизации, на ходу, или даже на фронте. Пространная цитата из Симанского:

 

" Оказалось, что винтовки не были приспособлены к остроконечным патронам. Времени для этого имелось больше, чем достаточно, ибо дивизия должна была выступить не раньше 18 (5) августа, но у нас не было соответствующих приборов и потребовалось обращение за ними в окружное артиллерийское управление. Последнее указало на один из губернских городов, но и посланному туда офицеру ничего не удалось получить. Вновь обращение в Москву, вновь указание нового места - и прежние результаты. Третье обращение в окружное артиллерийское управление, - и опять все снова, как и прежде. В конце концов дивизия: выступила с неприспособленными винтовками, и только в пути, почти, в пункте выгрузки, около Владимира-Волынского нас догнала часть приборов. Несмотря на напряженную работу во время дневок и даже на двух ночлегах, большинство винтовок так и не удалось приспособить за недостатком приборов и дивизия могла лишь пользоваться старыми патронами. В виду того, что оружейные парки не выступили вместе с дивизией, запасы патронов оказались очень ограниченные, ибо у нас находилось только количество, возимое в обозах полков. Это привело к тому, что когда в первом бою 28 (15) августа, под Василевым в Галиции, около 10 час. вечера русскими был сделан последний выстрел, винтовки из огнестрельного превратились в холодное оружие, - и о дальнейшем сопротивлении численному превосходству австрийцев не приходилось думать. Поздно вечером я прибыл в штаб соседней 35 пех. дивизии, где согласно распоряжения я должен был встретить комкора XVII. Случайно я встретился с находившимся в штабе ген. Ремезовым, бывшим командиром 10 пех. дивизии.

- Почему вы думаете о вынужденном отходе? - спросил он, прислушиваясь к мoeму разговору с начальником штаба 35 дивизии.

- Потому, что нет патронов, - ответил я.

- Но ведь мы вам можем дать их, сколько пожелаете,

- Да, но мои винтовки к ним не приспособлены.

- Как же так? - удивился ген. Ремезов.

- По вашей вине, - был мой ответ: по вине 10 пех. дивизии. Только благодаря брошенному на соседних участках оружию, энергичной работе моих оружейников и нескольким спокойным дням, уделенным судьбой моей дивизии, удалось относительно быстро ликвидировать этот вопрос, и, когда в конце сентября (по новому стилю) прибыли оружейные парки 61 дивизии, можно было сдать старые патроны и запастись новыми".

 

Генерал Гильчевский, лично работавший над формированием второочередной дивизии, рисует такую картину: " Много затруднений было встречено при переделке винтовок для стрельбы патронами с остроконечной пулей и особенно при формировании 4 пулеметных команд. Все наряды матери­альной части были сделаны главным артиллерийским управлением до мобилизации, и в отчетах военному министру команды показывались якобы имеющими всю материальную часть налицо. В действительности же ничего еще не было. До выезда на фронт так и не выяснилось окончательно, откуда полки должны были получить пулеметное имущество, и только при проезде через Тулу, 13 августа, чиновник тульского завода дал нам точные сведения, из каких складов полки должны были получить все пулеметные принадлежности.

Оказалось, что наряды были даны на всероссийские артиллерийские склады. Полки пока были без пулеметов.

В пути приказано было формировать все пулеметные команды в крепости Ивангороде. В вагонах полки заканчивали переделку винтовок.

Во время мобилизации второочередной дивизии выяснилось, что организационная часть была поставлена слабо. Вся бумажная часть была поставлена удовлетворительно, но зато материальное снабжение было организовано поверхностно.

Первоочередные полки очень мало позаботились о своих скрытых кадрах. Они считали мобилизацию их второстепенным делом и, мобилизуя себя, взяли все лучшее из кадрового состава, оружия, снаряжения и проч. Контингент запасных состоял из пожилых солдат, бывших даже в японской войне. Настроение было небоевое. Воинский порядок соблюдался слабо. Большинство офицеров относились к своим обязанностям безучастно".

 

Состояние запасных кадров, составивших эти дивизии, отлично характеризует следующий рассказ Гильчевского:

 

"На другой день, 22 октября утром, я обходил позицию к северу от д. Тулковице. На ней уже собралось тысячи три солдат. Нас поразило крайне небрежное отношение солдат к своим винтовкам. Винтовки стояли не в козлах, а были воткнуты штыками в землю. Командный состав не обращал на это внимания. Я потребовал, чтобы винтовки немедленно были вычищены, смазаны и поставлены в козлы. Ближайший от меня какой-то солдат приказание умышленно не исполнил; тогда я, выхватив револьвер, произвел в него несколько выстрелов. Все принялись чистить винтовки, но некоторые из солдат при разряжении ружей умышленно произвели в мою сторону несколько выстрелов, якобы нечаянно. Пули пролетали мимо. Я не обратил на это внимание, и стрельба тотчас же прекратилась"

 

Это, подчеркну, осень 1914 года. А ведь впереди было еще многое.

 

______________________

 

1. Симанский цитирует генерала Данилова: "Выяснилось, что люди, являющиеся на пополнение второочередных дивизий, более старших возрастов, оказались, вследствие невнимательного отношения к повторным сборам мирного времени, совершенно лишенными военных знаний и совсем отвыкшими от дисциплины. Попадались среди них такие, которые действительную службу мирного времени проходили не в том роде войск, в который попали при мобилизации. Много, например, крепостных артиллеристов попало в пехоту"

[Ana]

Противнику была оставлена Польша с ее развитой промышленностью, один из главных индустриальный районов империи. Это, конечно, не приближало преодоление кризиса снабжения войск. Однако значительно более существенными были иные материальные и психологические потери

А можно кратенько пояснить, что за индустрия была в Польше, когда она там появилась и имела ли к её развитию какое-то отношение Российская Империя?

Вообще у меня поверхностные впечатления относительно Польши, что там несколько последних столетий был непрестанный бардак. Очень высокий процент "благородных", т е льготников, прослойки с высокими запросами и без внятных обязанностей; при зашкаливающим национальном самосознании и гордости, отсутствие внятной политической организации, единства и порядка; К тому же Польша несколько раз делилась между соседями. Как в такой ситуации можно проводить индустриализацию?

 

Польша как-то не ассоциируется у меня со страной преуспевающего капитализма. В ассоциативном ряду скорее стоит анархизм, патриотизм, каждый третий это шляха, которая руки марать не будет заводы строя, полонез Огинского и все такое, но никак не развитая индустрия и хорошие дороги. Откуда они там? Кто их строил? И почему у них они были а у нас нет?

[Ana]

И еще. Говоря о войне не территории противника, что России за своими границами, что немцев на русских землях, можно ли говорить об какой-то оккупационной политики? Как, на каких принципах общались пришлые войска с местным населением оккупированных территорий?

Были ли "военные преступления", зверства, использование рабского труда и все пр. что стало главным вопросом во второй мировой? Все это было просто померкло перед масштабами последующих событий?, или в системе оценки войны эти нюансы просто никого тогда не волновали а стали волновать только в последующую "гуманистическую" эпоху? или вообще все были если не джентльмены, то во всяком случае для местного населения по сути разницы не было, со своими военными иметь дело или с чужими?

И, кстати, как решался вопрос с пленными? Куда и как их девали? Судя по тому что Вы пишете их было не мало.

[Maxim Bulava]

1) польская промышленность была весьма разнообразная. Горная, металлургическая, машиностроение (особенно варшавский район), текстильная (главным образом, Лодзь), химическая. Чуть ли не треть всего производства серной кислоты приходилось на Польшу.

 

Я не готов, конечно, исчерпывающе расписать историю польской индустриализации, но государственный бардак 18 века не препятствовал как промышленным инициативам землевладельцев, так и перемещению капитала в промышленность из торговли.

 

К войне общая стоимость промышленного производства в империи составляла 6,5 млрд. рублей. Из них 1,2 млрд. производилось на территории Польши. То есть весьма приличный процент. (всего на оккупированных территориях осталось 20 % промышленного потенциала и, как видно из цифр, это в основном польская промышленность).

 

2) На большей части территории Восточной Пруссии русской армии или не было, или она была очень недолго.

 

Отмечалось изрядное число актов вандализма, поджоги, разгромы. Судя по всему, это связано с активным содействием прусского ландштурма регулярным германским частям, а также озлобленностью солдат высоким уровнем жизни населения. Германское руководство активно потом эксплуатировало тему "русских зверств".

 

В Галиции, по-видимому, всё было менее драматично. Были реквизиции (как правило, всё же оплаченные), практиковалась высылка ненадежного элемента в Россию, включая греко-католическое духовенство. Но, насколько могу судить, это не выходило за рамки обычных для военного времени неприятностей мирного населения.

 

3) в плен брали, главным образом, австро-венгров. Отправляли в лагеря военнопленных во внутренних губерниях. Там все - согласно обычным представлениям. Бараки, колючая проволока, часовые. По мере развертывания мобилизации промышленности труд австро-венгров стал использоваться в производстве.

 

В 1917 г. выразившие желание воевать чехи и словаки пошли на формирование особого корпуса, сыгравшего потом большую роль на начальном этапе гражданской войны.

[Maxim Bulava]

А, еще про дороги забыл ответить. Дороги строили как по причине промышленного развития, так и для скорейшей переброски войск. Например, магистраль Петербург-Варшава это одна из двух первых российских длинных ж/д линий, наряду с Петербург-Москва. Особенно активно магистрали строились в конце XIX - начале ХХ в. как раз для маневра между северо-зап.и юго-зап. фронтами, причем сама Польша рассматривалась как плацдарм для наступления вглубь Германии.

[Maxim Bulava]

небоеспособная дивизия

Да, это 101-я, бывшая первая ополченческая. Я еще о ней напишу.

[Доминик Веннер]

И, кстати, как решался вопрос с пленными? Куда и как их девали? Судя по тому что Вы пишете их было не мало.

Анна, вы о каких пленных, о наших или немецких?

 

Чехи и словаки сдавали в плен к русским с радостью, о чём, наверняка, пожалели в Дарницких лагерях.

Об этом много написано. Из выживших в Киеве потом собрали чехословакую дружину. В ней воевал знаменитый атеист-интернационалист Ярослав Гашек.

[Maxim Bulava]

Чехи и словаки сдавали в плен к русским с радостью, о чём, наверняка, пожалели в Дарницких лагерях.

"После обеда, перед уходом Швейка и Водички, в канцелярии к ним подошел злополучный учитель, сложивший стихотворение о вшах, и, отведя обоих в сторону, таинственно сказал:

— Не забудьте, когда будете на русской стороне, сразу же сказать русским: "Здравствуйте, русские братья, мы братья-чехи, мы не австрийцы""

(Гашек)

[Ana]

Да я об обеих сторонах спрашивала.

И насчет поведения войск на оккупированной территории (т е поведение будущих фашистов или их родственников на российской территории меня даже больше интересует чем поведение наших) и насчет военнопленных.

[Maxim Bulava]

Мне мало что тут вспоминается, потому что я специально по этим вопросам информацию не искал. Только то, что проходило через поле зрения. Случаи насилия по отношению к мирному населению со стороны германцев имели место. Попов, например, вспоминает, что когда они заняли литовскую деревушку, только-только оставленную немцами, то сразу же нашли умирающую девушку, отец которой рассказал, что какой-то немецкий фельдфебель безуспешно ее домогался, а перед отступлением отыскал и выстрелил в нее. Людендорф пишет, что местное население было недовольно жестокостями жандармерии (без подробностей). Он же признает суровость реквизиций, и то, что оплачивались они сперва не деньгами, а расписками-чеками, которые только спустя какое-то время стали выкупать. Оправдывается тем, что в самой Германии было тогда не лучше. С другой стороны, пишет о борьбе немецких врачей с тифом среди местных жителей и многочисленных смертях среди них по этому поводу.

 

О немецких и австрийских лагерях попадаются разные сведения. Кто-то о содержании с ориентацией на международные правила, кто-то о массовых издевательствах. Все сходятся только в том, что санитарное состояние и питание были плохими, что вызывало рост смертности среди военнопленных.

 

Чтобы что-то однозначное написать, надо быть профессионалом в теме, а я все-таки любитель.

[Maxim Bulava]

да, вот вспомнил: Войтоловский пишет о добивании немцами раненых. Это, правда, не мирное население, но о нравах может сказать.

[Дмитрий]

А заградотрядов тогда еще не было? Когда они появились, кто их применял?

[Maxim Bulava]

Были отряды, задерживающие в ближнем тылу дезертиров. В русской армии с 1915 года. У немцев и в других странах эта функция возлагалась на полевую жандармерию.

 

Из пулеметов при неудачной атаке своим в спину никто не стрелял, как в фильме "Сталинград. Враг у ворот". Но это, как бы сказать, гротеск. Такого и во Вторую мировую не было.

[Maxim Bulava]

С весны 1915 г. пришел час дивизий третьей очереди. Они создавались как ополченческие формирования, из существовавших до этого дружин ополчения, но потом, будучи созданными, получили обычные порядковые номера.

 

Генерал Гильчевский был назначении командиром Первой ополченческой (затем 101-й) дивизии. Некоторые вещи, о которых он пишет, способны вызвать немалое удивление:

 

"Боевая подготовка дружин была очень слабая. Мне рассказывали, что при отступлении дружин от города Черновицы они при обороне нередко копали окопы фронтом не к противнику, а в обратную сторону – так плохо они ориентировались в поле. Никогда дружины не выступали в назначенное время, а всегда на несколько часов позже и часто не исполняли приказа или искажали его. А в одной дружине командовала дружиной жена командира дружины, донская казачка Полковникова. Она по-своему комментировала приказы и настаивала, чтобы они исполнялись по ее толкованиям. Ездила она верхом при дружине рядом с мужем, одетая в мужской казачий костюм".

 

Даже во главе с таким незаурядным командиром, каким был Гильчевский, сформированная дивизия оказалась совершенно не готова к бою. Снарядный голод и бедность оснащения усугубили тяжесть ситуации. Гильчевский пишет:

 

"Я с большим трудом и большим опозданием собрал к северу от д. Калинковцы на прогалине к лесу шесть дружин, которым приказал 27 апреля, на рассвете, атаковать противника, занимавшего сильно укрепленную позицию с проволочными заграждениями, преодолевать которые мы еще совершенно не умели, а штабы не больше нас знали, какими способами можно прорвать широкую полосу этих серьезных заграждений. Они думали, что заграждения можно прорезать ножницами, но ножниц у нас не было. Резать колючую проволоку можно было только на саперных полигонах, когда не было никакой опасности; под ружейным и пулеметным огнем это было совершенно невозможно; о французском способе прорыва заграждений мы еще не были осведомлены; но и гранат у нас не было; даже шрапнели батареи расходовали только с особого разрешения – уже наступил снарядный голод. А австрийцы обстреливали из орудий каждого появившегося одиночного человека.

Дружины, войдя ночью в лес, залегли там и далее не двигались. Утром на их фланге появились австрийские разведчики с ручными пулеметом. Огонь из пулемета навел на дружину панику, и они бежали назад. Едва удалось их остановить, успокоить и привести в порядок. Этим эпизодом, довольно комичным, закончились первые наши активные действия с ополченцами. Хорошо, что дружины не вышли из леса и не штурмовали окопов; они нарвались бы на две полосы заграждений – на засеки и колья, перепутанные колючей проволокой. Они перед ними понесли бы огромные потери и закончили бы затею штаба армии крупной катастрофой, за которую пришлось бы расплачиваться мне".

 

Можно вспомнить, что спустя год 101-я дивизия воевала вполне успешно, хотя и недолго, во время брусиловского наступления и даже удостоилась лестных отзывов от противника, австро-венгров.

 

Но есть некоторые обстоятельства, которые не позволяют прийти к заключению, будто слабая боеспособность третьеочередных дивизий была в целом преодолеваемым этапом, о чем, якобы, говорит пример дивизии Гильчевского.

 

Начать с того, что Гильчевский был уникальной личностью, человеком совершенно исключительной работоспособности, твердости и организаторских талантов. Он "справедливо пользовался славой храбрейшего генерала и лучшего тактика царской армии". С опорой на немногих кадровых командиров он буквально пестовал дивизию все время нахождения в ней.

 

Он применял совершенно нетипичный метод боевого руководства дивизией. находясь непосредственно в порядках ведущих сражение частей. Близко знавший Гильчевского и воевавший рядом с ним полковник Свечин, известный военный теоретик, тогда командир 6-го финляндского стрелкового полка, утверждал, что при всей необычности такая организация командования Гильчевским была единственно возможной для ее состава: "Быть может это был единственный русский генерал, применявший такой метод управления. Но он был необходим, чтобы толкать второочередные части в бой: начальник дивизии должен был являться среди них душой всякого боевого действия".

 

Гильчевскому очень помогло, что с ним во время боев находились те немногие в армии части, которые, как говорит Свечин, "сохранили кадровую физиономию", прежде всего упоминавшийся свечинский полк, в трудные моменты выполнявший роль "старой гвардии".

 

И при всем при том "все же в 101-й дивизии было что-то напоминавшее карточный домик; со своим легендарным начальником она делала чудеса, но все, казалось, держится на ниточке и может рассыпаться при малейшей случайности. Отсутствие устойчивости против паники и заставляло дивизию особенно ценить присутствие "старой гвардии" (Свечин).

 

В своем предисловии к книге Гильчевского Свечин делает недвусмысленный вывод о том, что даже во главе с наиболее талантливыми военачальниками у частей военного времени была та голова, выше которой не прыгнешь: "Искусно руководимые второочередные части могут в наступательных действиях сравняться и даже превзойти перволинейные; но они оказываются чудовищно восприимчивыми к панике, пьяному скандалу, плохой погоде, чудовищным слухам, разложению и могут при малейшем недосмотре превратиться в лишенную всякой боеспособности погромную толпу".

[Maxim Bulava]

В целом в русской армии Первой мировой бросается в глаза очень сильная разница между первоочередными формированиями и дивизиями военного времени, не доходившая до такой степени у других участников войны.

 

К этому надо добавить, что первоочередные дивизии эксплуатировались на износ. Противник при возможности не доводил свои потрепанные части до состояния потери боеспособности, организуя если не пополнение личным составом, то хотя бы отдых и снабжение боеприпасами. В русской же армии полки и дивизии использовались в бою до полного измахрачивания, ускоренно в результате теряя качества кадровой армии.

[Mirabile_Futurum]

 

 

Польша как-то не ассоциируется у меня со страной преуспевающего капитализма. В ассоциативном ряду скорее стоит анархизм, патриотизм, каждый третий это шляха, которая руки марать не будет заводы строя, полонез Огинского и все такое, но никак не развитая индустрия и хорошие дороги. Откуда они там? Кто их строил? И почему у них они были а у нас нет?

Не смотря на некоторые основания, по сути, это стереотипы из разряда "о медведях на улицах Москвы с балалайками".

Посмею предположить, что промышленность развили там уже российские власти в19 веке, что бы под этим предологом ввести побольше лояльного непольского населения. Короче примерно так же, как, через сто лет с Латвией и Эстонией поступят.

[Mirabile_Futurum]

 

 

 

В Галиции, по-видимому, всё было менее драматично. Были реквизиции (как правило, всё же оплаченные), практиковалась высылка ненадежного элемента в Россию, включая греко-католическое духовенство. Но, насколько могу судить, это не выходило за рамки обычных для военного времени неприятностей мирного населения.

Вы скромно умолчали о погроме направленном против украинского языка. О его запрете в школах (а при Австро-Венгрии в Галиции и Буковине уже была целая сеть государтсвенных украинских школ), закрытии периодических изданий на нем, запрета делопроизводства и т п. Аресте деятелей украинского национального движения как светских так и церковных.

С другой стороны практически не трогали польских аристократов и помещиков, а ведь именно на надежде "вот прийдет русский царь и прогонит ляхов" и держались пророссийские настроения у той части местного насления у которого они еще держались.

[Maxim Bulava]

Видите ли, ведь и противоположная сторона обвиняет австро-венгров в репрессиях по отношению к всему русинскому и пророссийскому, тех же арестах, высылках и даже концлагерях.

 

Я в таких случаях а) делаю поправку на неизбежные преувеличения и б) считаю, что взаимные претензии друг друга аннигилируют.

 

Чтобы не пренебрегать этой стороной войны, а составить обоснованное мнение насчет того, кто более прав и виноват, нужна тщательная работа с первоисточниками, включая делопроизводственные документы. Это примерно как с военнопленными. Да, уважаемый Duende прав, есть сведения, что австро-венгры в некоторых лагерях мерли, как мухи. Но попадаются публикации, что и российские военнопленные в других лагерях теряли 20 - 50 % численности.

 

Что тут прикажете делать? По-моему, пока просто признать: есть информация, дающая основание полагать, что обе стороны были далеки от буквы и духа человеколюбия.

[Mirabile_Futurum]

Видите ли, ведь и противоположная сторона обвиняет австро-венгров в репрессиях по отношению к всему русинскому и пророссийскому, тех же арестах, высылках и даже концлагерях.

Если не считать того факта, что русинство это чисто закарпатское явление 2 половины 20-начала21вв и не имеет ни к Галиции ни даже к Закарпатью начала 20в никакого отношения, то противоположная сторона совершенно права. Репресии против нее тоже проводились. Эти два факта - репрессии против украинцев российскими властями и репрессии против русофилов(тогда и те и те были политическими и культурными течениями, а не народами в современном смысле) австро-венгерскими не противоречат друг другу, и оба имели место в реальной истории.