А в чём причина Реформации?

[Гость Алексей 1976]

Так ведь и все его преемники вели себя точно так же целое столетие.

[Jaime]

Так ведь и все его преемники вели себя точно так же целое столетие.

 

Да. Потому и проиграли.

 

(мечтательно) Эх, надо было закрывать Америку и всех испанских отморозков кинуть в Германию, на борьбу с еретиками!

[Solowhoff]

Так ведь и все его преемники вели себя точно так же целое столетие.

Да ладно. Вскоре началась 30летняя война, итогом которой был фактический суверенитет князей.

[Jaime]

Да ладно. Вскоре началась 30летняя война, итогом которой был фактический суверенитет князей.

Вскоре - это как раз спустя столетие...

[Solowhoff]

НУ, ста лет не прошло. Да и 100 лет - это не так много в исторической перспективе.

[Jaime]

НУ, ста лет не прошло. Да и 100 лет - это не так много в исторической перспективе.

 

Как сказать...

 

Перечитав стартовый топик, задумался над словами:

Марксисты скажут об интересах нарождающегося бюргества, требовании "дешёвой Церкви" и т. д. И не смогут объяснить, как эти интересы смогли вмиг уничтожить в сознании сотен тысяч, если не миллионов людей всякие религиозные соображения.

 

Кто бы мог ещё в конце XIX века подумать, что русская революция 1917 г. сможет "вмиг уничтожить в сознании сотен тысяч, если не миллионов людей всякие религиозные соображения"? Кто бы осмелился предположить в начале XX века, что Испания - оплот католической веры - четверть века спустя едва не превратится в форпост воинствующего безбожия?

 

Нет, причины Реформации надо искать отнюдь не в религиозной сфере...

[Гость Алексей 1976]

То-то и оно, что НЕ ВМИГ, ни в России, ни тем более, в Испании. Был подготовительный этап. Как и в случае с Реформацией. Он-то мне и интересен.

[Гость Алексей 1976]

Хорошо. Пусть император был занят делами Испании. Но что же занимало архиепископа Альбрехта, эрцканцлера Империи?

 

"Альбрехт сперва имел позитивное отношение к Реформации <...> В своей речи перед курфюрстами при избрании Карла V он сказал, что «Распри, которые в настоящее время кажутся еще излечимыми, могут вскоре, однако, и повлечь за собой потрясение и изменение Церкви. ... Зло может быть устранено только всеобщим собором» 33. Альбрехт выступил, таким образом, за компромисс и реформу Церкви вместо Реформации.

 

Когда Лютер был объявлен еретиком и должен был отречься на рейхстаге в Вормсе, он не сделал этого. «Император Карл, ... намеревался тотчас после провала переговоров подписать подготовленное объявление имперской опалы, задержать Лютера еще в Вормсе, и выдать инквизиции. Альбрехт, которого поставили в известность об этом, вступился перед императором, и добился прежде всего созыва согласительной комиссии, которая еще раз попыталась уговорить Лютера пойти на уступки. Когда этот замысел разбился об отказ Лютера предстать перед комиссией, Альбрехт вновь сделал императору представление, и действительно добился того, что он 19. 4. 1521 г. подписал письмо, которое предписывало пока отсрочить императорские мероприятия по преследованию. Альбрехт этим добыл ... умышленно Лютеру возможность беспрепятственно покинуть город Вормс, и избежать захвата императором» 34.

 

Лютер с помощью Фридриха Мудрого спрятался в Вартбурге, хотя это, собственно, было излишне. Альбрехт, в качестве имперского канцлера, должен был скрепить своей подписью грамоту об имперской опале, чтобы она имела силу. Он откладывал это, «пока не смог предположить, что Лютер достиг территории саксонского курфюршества, и этим был в безопасности» 35.

 

Альбрехт точно так же, как Фридрих Мудрый, позаботился о том, чтобы Лютер остался в живых, и таким образом спас Реформацию. Он и впредь считался дружески настроенным к новому движению, и Лютер уговаривал его перейти в протестантизм".

 

(источник перевода - немецкий студенческий реферат, скачанный мной давно, адрес потерян. - Но если кто не верит, может перепроверить).

 

Понимаете? Тот самый Альбрехт Бранденбургский! Который отправил того самого Тецеля торговать теми самыми индульгенциями! Владелец трёх епископств сразу (попирая тем все мыслимые и немыслимые канонические правила)!

 

Может быть, Альбрехт хотел произвести революцию против самого себя? Конфисковать свою же церковную собственность? Нелепо.

 

Может быть, он хотел присвоить в свой личный карман то, что принадлежало Церкви? Так почему же он не стал протестантом, как стал им его родич, великий магистр тевтонцев?

 

Может быть, он был просто на диво духовной и совестливой личностью? Тот же источник перечисляет как минимум семь его любовниц (Лютер призывал его стать протестантом и честно жениться), рассказывает, что он всю жизнь был в долгах как в шелках, естественно, из-за непомерных трат.

 

"Вы ещё что-нибудь понимаете в этой жизни? Тогда мы идём к вам!"

[Pawlo]

. Спасает только вера. Обряд не спасает.

А все остальные события Реформации-только комментарий...

Это не общереформационный а цвинглианский лозунг.Ваша Церковь важность крещения и причастия для спасения не отрицает.

[Pawlo]

 

Нет.И никто-ни до Лютера, ни после него обрядом спасен не был. Кстати, сами католики это де-факто признали, подписав не так давно с лютеранами совместную Декларацию об Оправдании, в которой представлен в почти чистом виде протестантский взгляд.

П

А почему консервативные лютеране ее не признали?

[Pawlo]

 

Отвлекусь. Десять лет назад я ничего не знал ни про Реформацию, ни про Лютера - кроме того что Лютер едва ли ни антихрист, расколовший церковь, а лютеране, баптисты, кальвинисты и пр. - суть еретики, отвергающие спасительные таинства и вообще почти не христиане.

Ну кальвинисты и баптисты одним словом цвинглиане и правда отвергли все таинства .Когда у Цвингли спросили "неуже ли все учителя Цекрви со времен апостолов и до тебя ошибались считая что крещение производит рождение свыше?" он ответил что то типа " Да так и есть".Цвингли и Кальвин реально антихристы

[Pawlo]

 

 

Но лютеранство (сюда же и англиканство) вот феномен. В большинстве стран его поддержали ВСЕ сословия, монарх, дворяне, горожане, крестьяне. Это-то то и странно в социальном плане.

 

 

Они внешне сильно похожи на КЦ многие внизу не увидели сильной разницы. Слишком примитивное обьяснение но тожде такой фактор был

[Amtaro]

Англиканство, наоборот, не было поддержано всей массой народа. Оно утвердилось кровавыми репрессиями против не желавших изменить вере католиков, которые составляли весьма значительную часть английского общества.

[Jaime]

То-то и оно, что НЕ ВМИГ, ни в России, ни тем более, в Испании. Был подготовительный этап. Как и в случае с Реформацией. Он-то мне и интересен.

 

А с какого времени Вы отсчитываете "подготовительный этап"? Если опять-таки взять Россию, то еще в 70-х гг. XIX в. т.н. "хождение в народ" окончилось провалом - крестьяне исправно сдавали в полицию народнических агитаторов. То же продолжалось и все 80-е и 90-е гг. Но уже с конца 90-х гг. страну захлестнули аграрные беспорядки, которые менее чем за десять лет едва не переросли в крестьянскую войну. Понятно, что причины этого формировались постепенно на протяжении десятилетий, но сам переход был очень резким - на жизни одного поколения. Заряд достиг критической массы и произошел взрыв.

 

То же самое имело место и в Германии. С конца XV в. критика церковных неурядиц стала правилом хорошего тона. Этим занимались все - от Эразма Роттердамского и Ульриха фон Гуттена до какого-нибудь Йоса Фрица. К тому же существовали традиции консилиаризма и пример чешских гуситов под боком, сумевших-таки провести свою собственную реформацию задолго до немцев.

 

В результате сформировался такой "трэнд" - поддерживать любых протестантствующих "мыслителей", как у нас в России перед революцией было модно оказывать знаки внимания политическим радикалам. Вы спрашиваете, зачем Альбрехт Бранденбургский поддерживал Лютера? А зачем Савва Морозов поддерживал большевиков? Вряд ли он разделял их политическую программу...

 

Мне всё-таки кажется, что в основе Реформации лежали некие причины социального характера. Эти причины оказывали влияние на сознание людей. В результате люди подсознательно стремились втиснуть в католическое христианство те новые идеи, которые были им привлекательны. При этом не отказываясь от католичества. Но никак не получалось. Постепенно формировалось "общественное мнение" с требованиями слегка "подкорректировать" позицию Церкви по тем или иным вопросам (речь у меня не о борьбе с церковными злоупотреблениями). Это мнение распространилось на все слои немецкого общества. И чем дальше - тем громче звучали голоса с требованием радикальных реформ. А потом количество перешло в качество. Произошел взрыв.

[joseph]

Это не общереформационный а цвинглианский лозунг.Ваша Церковь важность крещения и причастия для спасения не отрицает.

Как дел веры-т.е. дел, подтверждающих и укрепляющих уже имеющуюся веру. Но не как дел, приносящих спасение.

[joseph]

А почему консервативные лютеране ее не признали?

Какие? Конкретно наша церковь относится к консервативной ветви Лютеранской Церкви Норвегии("Миссия для Израиля") и признала, хоть и находится в общении с Миссури-синодом. С другой стороны, в М-С есть церкви, которые не признали. Так что все очень индивидуально.

[joseph]

Хорошо. Пусть император был занят делами Испании. Но что же занимало архиепископа Альбрехта, эрцканцлера Империи?

Алексей, но ведь и правоверные католики тоже были не слепыми и не идиотами. Невозможно было видеть всех нестроений и коррупции в Церкви, нарушения канонов и (фактически) догматов, наплевательства на церковную дисциплину и мораль. Думаете, их это радовало? Реформа и очищение Церкви были неизбежны-Лютер просто был "нужным человеком в нужный момент в подходящем месте". Было бы гораздо хуже, если бы Реформация не произошла-большинство Европы могло бы просто уйти от христианства.

[joseph]

Они внешне сильно похожи на КЦ многие внизу не увидели сильной разницы.

Ого! Это вообще что-то новое. Это в 16-м то веке, когда весь обряд был уже так "недвижим" люди не заметили, что исчезла алтарная преграда, а сам алтарь и священник повернулись на 180 градусов?? Или они причастия вином не увидали?

[Гость Алексей 1976]

Для тех, кто не располагает подробной информацией о фактической стороне дела, выкладываю перевод главы их труда фон Пастора. Напоминаю, что это официальный историк РКЦ, писавший по благословению Льва XIII. Тем ценнее он для католиков, и тем, разумеется, ценнее его признания о некоторых отрицательных сторонах ситуации для некатоликов. Это мой старый перевод, который я сейчас лишь немного дополнил.

 

Пользуясь случаем, выложу также предыдущую главу, о выборах в Германии, хотя она прямого отношения к делу и не имеет, но что же ей лежать без пользы неопубликованной? Выкладывать буду небольшими кусками, для удобства чтения, ибо опыт показывает, что по "простыням" глаз слишком скользит.

[Хараим]

Алексей, но ведь и правоверные католики тоже были не слепыми и не идиотами. Невозможно было видеть всех нестроений и коррупции в Церкви, нарушения канонов и (фактически) догматов, наплевательства на церковную дисциплину и мораль. Думаете, их это радовало? Реформа и очищение Церкви были неизбежны-Лютер просто был "нужным человеком в нужный момент в подходящем месте". Было бы гораздо хуже, если бы Реформация не произошла-большинство Европы могло бы просто уйти от христианства.

... И если Римский Престол в лице всех пап несёт ответственность за Церковь, то и Реформация целиком и полностью лежит тяжким бременем на Римской Кафедре и лично на каждом из пап.

[Гость Алексей 1976]

Глава 6

 

ЛЕВ X И ИМПЕРСКОЕ ПРЕСТОЛОНАСЛЕДИЕ

 

[255] Ни один период понтификата Льва X не обсуждался больше, или не оценивался так по-разному, чем его позиция относительно важного вопроса о наследовании Империи. Очень трудно составить корректное суждение о его политике, вследствие всех её колебаний и увёрток, её отклонений и изменений, или выявить истинные мотивы и цели, которые он держал так тщательно скрытыми. Эта трудность остаётся, несмотря на документальные свидетельства, которые, если и никоим образом не полны, являются достаточно обильными, чтобы сделать известным с удовлетворительной ясностью всё, что является существенным для понимания позиции Льва. Более тщательное изучение источников информации показывает, что мнение, которого так долго держались, что Папа позволил себе руководствоваться в этом вопросе исключительно непотизмом, несомненно некорректно.

 

[256] Наоборот, чему Лев X был наиболее предан, так это светской власти и независимости Святого престола, и так называемой свободе Италии. Возвышение его родственников, к которому он, несомненно, слишком сильно стремился, было только на втором месте. Все эти разнообразные цели у него действовали одновременно, и, пытаясь способствовать одной, он в то же самое время стремился и к другим. В отдельных случаях часто трудно решить с какой-либо уверенностью, какой из мотивов был сильнейшим, а какой отходил на задний план.

 

Если мы посмотрим в общем на целостную позицию, сохраняемую Львом X в 1518 и 1519 годах, мы сможем увидеть, что ведущим мотивом его поведения была забота, чтобы светское и духовное влияние Святого престола не претерпело ущерба, если уже могущественный государь овладеет императорской короной. Корона Карла Великого была всё ещё окружена мистическим ореолом; и если в действительности она не обладала тем же значением, она могла предложить честолюбивому государю титул, ценность которого не снижалась многочисленными опасными притязаниями. Уолси выражал мнение того времени, когда писал своему послу в Риме, что едва ли что-либо на земле можно сравнить с императорским достоинством.

 

Если смотреть с этой точки зрения, ни один из двух [257] королей, бывших наиболее страстными кандидатами на императорское достоинство, не нравился Папе. Или Карл Испанский, или Франциск I достигли бы в качестве императора верховенства, которое могло быть очень опасным для Святого престола и Италии, особенно потому, что один уже имел опору на юге, а другой на севере полуострова. Если сперва более заметным было нерасположение Папы к избранию Карла, это объясняется легко. Карл, за которым 1 апреля 1517 Лев утвердил титул «Католического короля», правил не только Арагоном и Кастилией, но также Неаполем, Сицилией и Сардинией, а также бургундско-голландской территорией, вдобавок к странам неизмеримой значимости в Новом Свете. Карл не только был более могущественным из этих двоих, но и имел более широкие взгляды относительно императорского достоинства; тогда как замыслы французского короля были не так хорошо известны в Риме. Карл, кроме того, мог быть особенно опасен для Святого престола вследствие того, что своим суверенитетом над Неаполем он мог производить на Рим намного более глубокое впечатление, чем обладатель Милана. Со времени Гогенштауфенов принцип Святого престола был таков, чтобы корона Неаполя никогда не могла принадлежать императору, и это теперь сильно склоняло чашу весов. «Вы знаете», спросил однажды Лев венецианского посла, «сколько миль отсюда до неаполитанской территории? Сорок. Значит, Карл ни за что не должен быть назначен римским королём!» Лев имел все права апеллировать к булле Юлия II (3 июля 1510), относящейся к инвеституре Фердинанда Католика неаполитанской короной.

 

[258] Но, с другой стороны, Папа не мог желать возрастания могущества французского короля. Не только в качестве суверена Милана, но и во множестве других отношений, честолюбие и дух предприимчивости Франциска I уже сделали положение вещей очень неудобным для Святого престола.

[Гость Алексей 1976]

После долгого размышления, Льву X пришла идея, нельзя ли отдать императорскую корону третьей стороне, какому-нибудь германскому государю, который не был бы уже слишком могущественным, и который не имел бы связей с Италией. Рим уже обратил внимание на «самого серьёзного и умного» из курфюрстов, Фридриха Саксонского, как на возможного кандидата на императорское достоинство. В этом на Льва не оказывали влияния какие-либо мирские или политические соображения, но исключительно интересы Церкви. Курфюрст Саксонский имел подданным того страстного профессора из Виттенберга, Мартина Лютера, чьи новые учения казались столь опасными, что в начале сентября было уже решено добыть поддержку Фридриха против него дарением Золотой розы, которую он желал в течение трёх лет. 7 октября 1518 кардиналу Каэтану было поручено даровать ему этот знак отличия, при условии, что он согласится сдать Лютера. Та же идея породила мысль держать перед ним приз императорской короны в качестве стимула принять меры по подавлению лютеранского движения. Это может объяснить трудности, которые представлял курфюрст Фридрих, которые были таковы, что [259] заставили Папу делать предложения в том же направлении более настроенному в пользу Церкви курфюрсту, Иоахиму Бранденбургскому.

 

План Папы содействовать выбору для императорской короны одного из курфюрстов можно видеть более ясно в течение второго периода состязания за высшее достоинство, после смерти Максимилиана, когда, как это было только естественно, борьба сделалась более острой. С самого начала Лев X был искренен в нежелании ни Карла, ни Франциска, и менее всего первого. Едва ли может быть сомнение относительно этого, как бы искусно он ни пытался скрыть свои истинные мнения, или как бы часто он ни казался колеблющимся.

 

I

 

План Максимилиана гарантировать наследование Империи своим внуком Карлом посредством обеспечения его избрания на Аугсбургском сейме римским королём стал известен в Ватикане в середине апреля 1518, или, возможно, ранее, и подействовал на душу Папы самым болезненным образом. К середине августа в Риме полагали, что это избрание Карла непосредственно предстоит, даже если уже не совершено.

 

Позиция Льва по отношению к Карлу в то время полностью, хотя и осторожно, описана в письме от кардинала Джулио де ,Медичи кардиналу Биббиене, который был тогда во Франции. Ссылаются, говорит Медичи, на две причины, по которым Папа считает, что истинность этого сообщения должна быть надлежащим образом взвешена. Во-первых, Его святейшество удивляется, как Максимилиан мог суметь убедить курфюрстов избрать римского короля так быстро и так легко, в то время как [260] до сих пор такое избрание не имело места до смерти предшественника, или, во всяком случае, до его коронации в качестве императора. Во-вторых, Папа поражён, как Карл мог принять избрание так безоговорочно, несмотря на декрет Юлия II, в котором ясно установлено, что инвеститура на Неаполитанское королевство теряет силу и возвращается Риму, как только занимающий неаполитанский трон избирается римским королём. Папа убеждён, что, овладев титулом римского короля, Карл всё же сохранит обладание неаполитанским троном. Ещё больше он боится, что после того, как будет осуществлено избрание императора, утверждение Карла в качестве императора во владении Неаполем потребуется от Святого престола, который получит от этой уступки лишь немногое. Перед лицом такого положения вещей Биббиене было предписано быстро и любым способом получить информацию относительно позиции французского короля, чтобы папа мог действовать в соответствии с ней.

 

Если бы Франциск придавал лишь небольшое значение вопросу об избрании, Папа мог бы примириться с ситуацией, и извлечь из неё наибольшую возможную выгоду, даже если бы она была лишь незначительной по сравнению с поставленной на карту большой милостью. Если бы, с другой стороны, он наверняка знал, что избрание Карла будет неприятно французскому королю, и что в случае отказа или промедления в даровании инвеституры на Неаполь он мог бы полагаться на Францию, он действовал бы иначе, для большего достоинства и безопасности Святого престола.

[Гость Алексей 1976]

В заключение этого примечательного письма автор ещё раз подчёркивает обязанность Папы защищать свои древние и священные права, в интересах Римского престола. В течение двух столетий инвеститура на неаполитанский трон никогда не давалась без [261] ясно выраженного условия, исключавшего его объединение с титулом римского короля. Если бы он отступил теперь от этого правила, он действовал бы против прецедента, данного его предшественниками, а также против собственных принципов, кроме того, что подвергал бы себя большим опасностям. С другой стороны, отказ в инвеституре вызвал бы гнев Максимилиана и Карла; и он не мог бы отважиться сделать это без помощи и благоволения Франции.

 

Это письмо очень хорошо характеризует позицию Льва. Никто не мог бы заключить из него, что он займёт решительную позицию против Карла. Тем не менее, не является тайной ни то, что Папа никоим образом не желал его избрания, ни то, что он охотно действовал бы против него, если бы мог быть заранее уверен в поддержке Франции. Прежде достижения такой уверенности он не желал отрезать себя от возможности договорённости с Карлом, которую он мог бы использовать к выгоде для своей семьи. Кроме того, принятие Карлом пятилетнего перемирия и его предложения помочь в турецкой войне, которые были предъявлены кардиналам на консистории, проведённой 23 августа, удерживали Льва от принятия открытых мер против испанского короля. Но то, что Папа должен был, делая добродетель из необходимости, согласиться в то время с избранием Карла, искренним не было. Он, однако, не пришёл к окончательному решению. Его природную нерешительность увеличивала чрезвычайная трудность ситуации; ибо при тогдашнем положении дел он должен был выбирать между разрывом или с императором и Испанией, или с Францией. В [262] сентябре Рима достигли новости, что Максимилиан получил голоса четырёх курфюрстов в пользу избрания Карла римским королём, но что курфюрст Саксонии очень сильно настроен против любых подобных планов, и желает, чтобы это достоинство было даровано немцу. Полагали, что его противодействие проистекало из желания быть избранным самому. Это породило идею о саксонской кандидатуре на императорскую корону. Сперва Лев соблюдал большую сдержанность в своих внешних действиях. Когда Франциск I выразил желание принять энергичные меры против избрания Карла, Папа обратил его внимание на трудности, сопутствующие такому предприятию, и опасность разжигания большой войны. Лев характеризовал проект Франциска I в пользу создания Лиги между Папой, Флоренцией, Францией, Швейцарией и Венецией, как очень восхитительный сам по себе, но такой, к которому нужно относиться с большим благоразумием, чтобы не был нарушен всеобщий мир. Он явно не решался передать свои интересы на усмотрение своего французского покровителя, несмотря на усердную защиту дела Франции со стороны Лоренцо. Это объясняет, почему он поддерживал контакты с Франциском, с которым, начиная с июля, он обменивался предложениями о создании более тесного союза. Что касается диспенсации от клятвы верности за Неаполь, которая была так настоятельно необходима для успеха планов Максимилиана и Карла, политикой Льва было не [263] отсекать всякую надежду на соглашение, но не брать на себя никаких обязательств.

 

Разногласие с Римом, которое началось в ноябре 1518, было очень вредным для целей Франциска. Причина этой ссоры никогда не была удовлетворительно объяснена. Кажется, что французский король хотел получить чрезмерные преимущества от своего брачного союза с семейством Папы, и не давал ничего, тогда как просил о многом. Кардинал Медичи, в письме к Биббиене, горько жалуется на поведение Франциска. «Папа», пишет он 11 ноября, «видит, что его семейный союз, отнюдь не приносящий ему возрастания чести и славы, не вызывает ничего, кроме досады и беспокойства. Каждый день он являет королю какую-нибудь новую милость, однако ему всегда навязывают какое-нибудь новое и обременительное требование. Они делаются точно так, как будто он прежде не получал ничего. Если на его просьбы сразу не даётся согласие, всё, что было прежде, вменяется ни во что. Его посягательства на духовные права Милана распределением бенефициев зашли так далеко, что это равносильно формальному пренебрежению папской властью. Своей снисходительностью и любезностью к французскому королю Папа навлёк на себя много досад и споров». Франциск I послал Папе угрожающее письмо по тому самому предмету миланских бенефициев, и это письмо было приложено кардиналом Медичи к письму Биббиене, чтобы последний мог видеть, какую справедливую причину для жалобы имеет Папа.

 

К этим жалобам добавились другие, которые были пересказаны Биббиене кардиналом Джулио в письме от 28 ноября. Они относились к соляным шахтам в Церковных государствах, подозрительному союзу с герцогом Феррарским, а также к различным посягательствам на папские владения. После всех этих происшествий не [264] удивительно, продолжает говорить Медичи, что Его Святейшество должен подозревать Франциска в замысле отдалить его от императора, а затем, оставив его на мели, держать его в своей власти.

 

Эти острые жалобы должны были произвести впечатление на Франциска I, тем более глубокое, что он боялся, что Папа кончит тем, что уступит давлению императора и Испании, и устранит препятствия, которые стояли на пути к избранию Карла. Эти препятствия были двоякими. Во-первых, существовала клятва верности за неаполитанский трон, условия которой запрещали носить корону тому, кто обладает достоинством римского короля. Имело место также и то, что до сих пор было невозможно избрание римского короля при жизни другого, получившего этот титул, и не получившего императорской короны. Теперь было предложено, чтобы Папа дал диспенсацию от этой статьи в клятве верности, и чтобы императорская корона была послана в Тридент, где императора мог бы короновать либо кардинал де 'Медичи, либо архиепископ Майнцский как представитель Папы. Такова была просьба, с которой Карл обратился в конце ноября; но он получил уклончивый ответ.

[Гость Алексей 1976]

Вскоре, однако, стали заметны признаки склонности со стороны Папы уступить в обоих вопросах, о клятве инвеституры, и об императорской коронации. Причина этих признаков уступчивости заключалась в том обстоятельстве, что Папой были только что получены официальные сведения, что Максимилиан согласился на пятилетнее перемирие, и подавал надежды на поддержку крестового похода. В [265] первой половине ноября была подготовлена булла, которая предусматривала диспенсацию от обязанности отказаться от Неаполя, если Карл будет избран римским королём. Но нажим, который Лоренцо оказывал на своего дядю, вызвал отсрочку в приведении этого акта в исполнение. Одновременно с составлением этой буллы Лев X подал Максимилиану надежду, что он сделает всё от него зависящее, чтобы устранить второе препятствие, и совершит церемонию императорской коронации, лично или через представителя, на границах Тироля и Италии.

 

В какой-то момент Лоренцо полагал, что дело Франции проиграно, и его единственным помышлением было воспользоваться возможностью, случающейся едва ли чаще, чем раз в столетие. Но Лев отнюдь не пришёл к окончательному решению. Это было очень откровенно продемонстрировано его отношением к Эразму Вителлию (Ciolek), епископу Плоцкому, который был послан в Рим Максимилианом 7 ноября 1518, продавливать вопрос о посылке императорской короны в Германию. Он не мог получить аудиенции до 26 ноября. Затем с искусной дипломатией он ясно дал понять, что содействие Максимилиана [266] в турецкой войне зависит от согласия на эту просьбу. В то же время Испания старалась склонить Папу на свою сторону, делая щедрые предложения о поддержке крестового похода, а также о возвышении Медичи. Но Лев всё ещё отвечал уклончиво, в том смысле, что, хотя он охотно исполнил бы просьбу Максимилиана, это не должно затрагивать его чести. «Это вопрос», сказал он, «нашей персоны и нашей чести». Когда Эразм, ссылаясь на встречу с Франциском I в Болонье, ходатайствовал, чтобы Папа короновал Максимилиана, если не в Триденте, то в Вероне или в Мантуе, Лев сослался, возражая против этого, на противодействие, которое кардиналы окажут такому путешествию. Чтобы проверить осуществимость посылки императорской короны из Рима, 1 декабря была созвана конгрегация кардиналов, большинство из которых были неблагосклонны к предложению императора.

 

Этот кризис совпал с уже упомянутым изменением, которому подверглась позиция Франциска. После сделанных Биббиеной представлений французский король полностью осознал опасность, которая угрожала его достижениям, если Папа, в своём недовольстве им, уступит желаниям Карла и Максимилиана. Он поэтому решил сменить тон. Первый симптом этого изменения можно найти в отчёте, посланном Биббиеной кардиналу де 'Медичи и Лоренцо 26 и 27 ноября, который показывает эту перемену мнения со стороны короля. Франциск I теперь объявил себя готовым не только согласиться с желаниями Лоренцо относительно округления его территории, но также – хотя мы можем предполагать, что в этом он не был серьёзен – отказаться от собственной кандидатуры и, если так желает Папа, содействовать притязаниям курфюрста Саксонии стать римским королём. Условием этого было то, чтобы Рим ничего не делал в пользу Максимилиана и Карла.

 

Хотя римская курия приняла более примирительный тон по отношению к Франциску I, последний не был уверен, что Папа не может в конце концов встать на сторону его соперников. Он заклинал Биббиену предотвратить любой ценой посылку императорской короны, и умолял о его помощи в предотвращении такой возможности, как путешествие Максимилиана в Рим. На торжественной аудиенции он сделал самые щедрые предложения относительно крестового похода, в котором, как он сказал, он будет участвовать лично. Он также выразил готовность отказаться от всех пунктов, по которым он был в разногласии с Римом, содействовать интересам Медичи, и заключить союз с Папой.

 

Переговоры о союзе с Франциском I активно велись Биббиеной. Он был мастером медичейской дипломатии, и преуспел, не связывая себя ничем, в пробуждении в сердце французского короля обманчивых надежд, что Папа, в обмен на его уступки, встанет на его сторону в избрании. С Карлом обходились в точности тем же образом, и у него также оставалось впечатление, что Лев согласится с его желаниями; хотя ни одной стороне не было дано никаких обещаний относительно избрания. Когда Франциск потребовал каких-нибудь гарантий, было указано на опасности разрыва с Испанией. Что касается Карла, Папа отступил в самый решительный момент, под тем [268] предлогом, что такой важный вопрос требует самого зрелого размышления.

[Гость Алексей 1976]

Не только булла о диспенсации в отношении Неаполя была задержана, но и другой вопрос, о посылке императорской короны, был отложен на неопределённый срок. Конгрегация кардиналов, которую Папа созвал для рассмотрения этого вопроса, потребовала вердикта магистра церемоний, и он, проконсультировавшись, заявил, что коронация где-либо кроме Рима невозможна. 15 декабря имело место заседание конгрегации, проведённое в присутствии Папы, которое длилось шесть часов.На следующий день Лев X сообщил епископу Плоцкому, что он не может поддержать это дело, так как кардиналы выдвинули, в качестве доводов против него, и новизну вопроса, и существование булл, которые были изданы в прежние времена в противодействие такого рода вещи. Он не может, сказал он, дать диспенсацию без согласия Священной коллегии. Он охотно встретился бы с императором в Вероне или в Мантуе, но удерживается от этого, принимая во внимание опасности, которым такое путешествие могло бы подвергнуть Максимилиана.

 

21 декабря было подготовлено бреве Максимилиану, которое сообщало ему, что его желания, переданные через Эразма Вителлия, относительно индульгенции для крестового похода в его наследственных владениях, защиты Хорватии и Венгрии, и назначения Каэтана легатом в последней из упомянутых стран, должны быть удовлетворены. [269] Но что касается вопроса о посылке императорской короны из Рима, хотя и Папа, и кардиналы всячески желают быть примирительны, этот вопрос, будучи столь важным, требует дальнейшего рассмотрения.

 

Очевидно, что откладыванием решения главного вопроса Лев желал выиграть время, пока, фактически, он не помирится с Франциском I. Это событие имело место не так скоро, как того желали в Риме. Чтобы склонить на свою сторону французского короля, Папа был готов передать в его свободное распоряжение вторую десятину на крестовый поход. Булла относительно этого датирована 1 декабря 1518. Она была, однако, завершена только к концу этого месяца, после того как Биббиена, своими далеко идущими заверениями, сумел прийти к взаимопониманию с Франциском I. 31 декабря французский король обязался вернуть в течение четырёх лет 100 000 дукатов денег на крестовый поход. В то же время Лоренцо де 'Медичи получил, «за оказанные услуги», 100 000 дукатов от короля, из суммы, дарованной через посредство папы. Это было постыдным злоупотреблением деньгами, собранными на Священную войну.

 

После этой договорённости Франциск сразу же, 20 [270] января 1519, подписал союзный договор с Львом X. С одной стороны французский король, а с другой Папа и Лоренцо, как представляющий Флоренцию и семейство Медичи, обязались взаимно защищать свои владения, и приняли на себя обязательство сообщать друг другу все государственные тайны. В частности, Франциск обещал признавать духовную юрисдикцию Церкви в Милане, защищать Церковные государства, а также Лоренцо и Медичи вообще. Это последнее приняло форму отдельного договора. С другой стороны, Папа и Лоренцо обязались содействовать интересам французского короля любым способом, который был в их власти. Но вопрос об избрании не затрагивался в этом соглашении.

 

Лишь недавними исследованиями было выявлено, что почти в тот же момент Лев X заключил оборонительный союз с соперниками короля Франции! Подобно Франциску, короля Испании склонили на свою сторону «иллюзией, не подтверждённой никаким обещанием, но старательно поощряемой, что в вопросе об избрании Папа будет на его стороне». 17 января текст этого договора, который, как это было специально оговорено, нужно было держать в тайне, был составлен, и подписан Карлом 6 февраля.