Первая мировая война

[Mirabile_Futurum]

Все названные Вами причины можно упростить до двух: голод и вообще сырьевой дефицит в Германии - раз (вызванные блокадой, поэтому блокада отдельно не считается), и отсутствие перспектив военной победы у Германии (не у союзников) - два.

 

Влияние ВВС на ход боевых действий еще не было определяющим, а угроза революции была производной от обнищания и перспективы военного разгрома.

 

Но чтобы сработало "отсутствие военных перспектив у Германии", нужно "присутствие военных перспектив у союзников", иначе ощущалась бы угроза того, что немцы просто пересидят союзников, "осаждающих" Германию, несмотря на голод. Штаты, конечно, в будущем мощно подпирали Антанту, но Франция была по относительным потерям еще в худшем состоянии, чем Германия. Еще пара ударов головой об стену в духе апрельского наступления 1917 г. - и ее моральные силы могли быть даже не надломлены, а разрушены.

 

Союзникам нужно было "чувство победы", а без танков они бы его не получили, так как успешно наступать могли только с танками.

Вопрос. Понятно, что к осени немцы были обречены. Вопрос был лишь о сроках и о мере потерь. Но все же . Как долго могла Германия еще сопротивляться не грянь там революция? И насколько сильно революция ухудшила, если ухудшила вообще, условия мира? Был ли шанс без нее заключить мир на более выгодных условиях?

Изменено 20 октября, 2013 пользователем Drogon

[Maxim Bulava]

А не расскажите ли про Саракамышскую операцию? Мой дед в ней участвовал. И про судьбу русского города Саракамыш.

Адольфина, как только я закончу с основным ТВД, я, наверное, перейду и к другим вопросам. Не исключено, что среди них будут и какие-то операции на второстепенных театрах, включая ту, которая развернулась у Сарыкамыша.

 

Вопрос. Понятно, что к осени немцы были обречены. Вопрос был лишь о сроках и о мере потерь. Но все же . Как долго могла Германия еще сопротивляться не грянь там революция? И насколько сильно революция ухудшила, если ухудшила вообще, условия мира? Был ли шанс без нее заключить мир на более выгодных условиях?

Сначала процитирую Переслегина:

 

"В аналитической стратегии полное стратегическое дерево конечно - "если я прикажу генералу порхать бабочкой, а он не выполнит мой приказ...", однако, оно столь велико, что ни один Генштаб не справиться с задачей его построения. Пусть, однако, стратегическое дерево, построенное штабистами страны B - есть подмножество дерева, разработанного в державе А, в то время как обратное неверно. Тогда армия A может предпринять действия, не предусмотренные заранее ее противником, и командующему войсками B придется находить какие-то ветви стратегического дерева "на ходу", в условиях, когда обстановка все время меняется. Кажется весьма вероятным, что он не сможет осмысленно руководить своими войсками (к моменту принятия решения "eine kolonne marschiert" колонна может находиться совсем не там, откуда она должна начать движение или вообще перестать существовать). С усложнением ситуации число вариантов выбора при принятии решения будет уменьшаться - меньше становится единиц управления, меньше пространства для маневра.

 

В конечном итоге командующий В оказывается перед фатальной оперативной воронкой, на дне которой останется лишь один выбор - исторической фразы, которая говорится при капитуляции".

 

Нет, осенью 1918 г. у Германии, по моему мнению, не было возможности сопротивляться. Немецкий "орднунг" делал возможной войну в то время, как внутри общества и армии накапливалось напряжение, в других странах уже давно прорвавшееся бы. Но, медленно запрягавшие, немцы поехали очень быстро. Армия стала разваливаться уже в ходе "наступления Фоша".

 

Ллойд-Джордж: "Мы тогда уже были вполне уверены, что сможем в конце концов принудить Германию к сдаче. На той стадии мы еще не рассчитывали, что она примет без сопротивления те очень суровые условия, которые были выработаны в Версале¹. Я спросил как-то Фоша в Версале, считает ли он, что немцы подпишут это соглашение. Он сказал, что не думает этого, но, во всяком случае, он сможет одолеть их к Рождеству".

 

Речь шла, таким образом, в любом случае о неделях. Кстати, революционный срыв Германии производит впечатление значительно более закономерного, чем даже в России. Положение Германии было однозначно худшим, чем России начала 1917 г., так что почему бы не произойти революции?

 

Хотя следующий отрывок из Ллойд-Джорджа относится к уже революционным дням, но он хорошо передает общую осеннюю разницу в настрое обоих командований:

 

"Генерал Тренер, который взял на себя руководство армией после отставки Людендорфа, нашел армию в безнадежно хаотическом состоянии, между тем как уход союзников оставлял Германию на ее южной границе совершенно беззащитной. 6 ноября германское правительство направило к Фошу делегацию членов рейхстага во главе с Эрцбергером. Утром в пятницу 8 ноября они прибыли в железнодорожном вагоне в Компьенский лес, где маршал Фош, представитель союзных армий, и адмирал Уэмисс, представитель союзного флота, уже их ждали.

 

"Чего вы хотите, господа?"- спросил Фош.

 

"Мы хотим получить ваши предложения о перемирии".

 

"О, у нас нет никаких предложений о перемирии, - сказал Фош. - Нам очень нравится продолжать войну".

 

Германские делегаты посмотрели друг на друга.

 

"Но нам нужны ваши условия, - убеждали они. - Мы не можем продолжать борьбу".

 

"Ах, так вы, значит, пришли просить о перемирии? Это другое дело".

 

Если говорить о последних развилках, то, думаю, можно осторожненько рассматривать "наступление кайзера". Но после его провала все было решено.

 

 

_______________

 

Имеется в виду союзническая конференция в Версале.

Изменено 20 октября, 2013 пользователем Maxim Bulava

[Mirabile_Futurum]

Если говорить о последних развилках, то, думаю, можно осторожненько рассматривать "наступление кайзера". Но после его провала все было решено.

Можете более подробно рассказать о нем?

[Maxim Bulava]

Конечно. Надо будет только перед этим сделать очерк общей остановки, включая последствия Брестского мира, и сразу перейдем к последнему наступлению немцев.

[Maxim Bulava]

К весне 1918 г., наконец, стали создаваться благоприятные условия для наступления на западе. За счет переброски войск с восточного фронта немцам удалось создать превосходство по числу дивизий над западными союзниками. С августа по октябрь 1917 г. с восточного фронта были отправлены 7 дивизий. С момента прихода к власти большевиков и до заключения Брестского мира во Францию и Бельгию были отправлены 30 пехотных и 3 кавалерийские дивизии.

 

Еще 13 дивизий были переброшены в течение марта-апреля и еще 7 – в мае 1918 г. Впрочем, наступление немцев на западе началось уже 21 марта, поэтому основной эффект для западного фронта дали первые 40 "добрестских" дивизий.

 

Обращает на себя внимание то обстоятельство, что количество дивизий, переброшенных с востока до формального заключения Брестского договора, было в два раза больше тех, которые отправились после его заключения. Вторая примечательная деталь обстановки – на востоке остались весьма неслабые силы. От Балтики до Черного моря были размещены 52 пехотных и 6 кавалерийских дивизий – грубо говоря, шесть десятков.

 

Пусть немецкие силы на западе существенно возросли, будучи доведенными до 194 дивизий, но рост немецкой группировки мог быть намного больше. Соотношение запад-восток для Германии равнялось, грубо, 3 к 1. Между тем, в августе 1914 г. немцы выставили на западе 80 дивизий, тогда как восток прикрывало только 14. Соотношение 5,7 к 1, хотя в 1914 г. на востоке Германии противостояла еще вполне бодренькая русская армия, а в 1918 г. ее место заняли стихийно демобилизовывавшиеся толпы.

 

Совершенно очевидно, что с немцами сыграл злую шутку навязанный большевикам Брестский мир. Глаза завидущие смотрели на восточные пространства, и немцы думали: ужо мы тут поживимся. Яйка, курка, млеко. Голодные германские дети получат своё.

 

Вышло же, что Германия оказалась вынужденной выделить под освоение пространства на востоке (продовольственные богатства которого обернулись пшиком) в полтора раза больше сил, чем отправила с востока на запад – на битву, которая, по признанию самих же немцев, была последним шансом решить исход войны в пользу Германии.

Изменено 21 октября, 2013 пользователем Maxim Bulava

[Maxim Bulava]

Другими словами, Германия подарила несуществующему уже восточному фронту, минимум, три десятка дивизий, которые можно было бы использовать на западе. Вообще любопытно, что решения стратегического уровня германскому командованию в этой войне явно не задались.

Только в 1914 г. была разыграна разумная и потенциально успешная домашняя заготовка – план Шлиффена, которая, впрочем, была испохаблена решениями оперативного уровня. Уже кампания 1915 г. проведена без всякого внятного стратегического смысла. Востоку отдана половина австро-германских сил, находящихся на обоих главных театрах, и только треть собственно германских сил – а ведь целью кампании был провозглашен вывод России из войны, ни более, ни менее. 1916 год был ознаменован едва ли не сознательно организованной верденской мясорубкой в совершенно необоснованном расчете на то, что германские силы будут стачиваться намного медленнее французских. И естественно, что в 1917 г. пришлось отбиваться, отдав стратегическую инициативу врагу. Как мы видим, половинчатость решений, столь свойственная 1915 г., не оставляла немцев и в последний год войны.

 

Однако в других отношениях, исключая вопрос о концентрации сил, замысел немецкого наступления выглядит вполне разумным. Планируя его, Людендорф поставил задачу достижения решительного успеха. От отказался от замыслов, суливших пусть крупный, но ограниченный результат. Выход к Ла-Маншу по кратчайшему направлению мог увеличить эффективность подводной войны против Англии и затруднить снабжение союзников на континенте. Овладение районом Вердена могло несколько поднять моральный дух и спрямить линию фронта, обеспечив экономию сил. Но Людендорф прекрасно отдавал себе отчет в том, что воспользоваться плодами этих побед могли бы только свежие страна и армия. Эти победы создавали бы благоприятные предпосылки для дальнейших действий, но у Германии не было сил на сколько-нибудь продолжительную войну.

 

Отсюда ставка на план, который сразу же мог бы дать решительный стратегический результат. Он подразумевал наступление на правом фланге англичан, между Аррасом и Перонью, в общем направлении на Амьен.

 

"Если бы этот удар удался, то стратегический результат его, во всяком случае, был бы очень велик: мы отрезали бы главную часть английской армии от французской и, затем, оттесняли бы ее к побережью".

 

Таким образом, успешный немецкий удар на этом направлении приводил бы к "свертыванию" английской части фронта и эвакуации англичан из Франции. Столь значимый результат мог создать предпосылки для разгрома Франции последними, запредельными усилиями еще до полного развертывания американских сил.

 

 

______________________________________

 

Стрелочками примерно намалевано запланированное направление наступления немцев

[Maxim Bulava]

На сайте "История пропаганды" были размещены интересные работы Фортунино Матания. Этот итальянский художник провел войну в Великобритании и стал широко известен как автор высокопрофессиональных пропагандистских материалов. Ниже - некоторые его работы, начиная с "Прощай, старик".

 

 

 

 

Портрет Петэна

 

Портрет Брусилова

 

 

 

 

 

 

 

 

[Maxim Bulava]

Кассад в своем журнале опубликовал большую подборку плакатов и прочих пропагандистских материалов времени Первой мировой. Наиболее выразительными представились следующие

 

Россия

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Изменено 3 ноября, 2013 пользователем Maxim Bulava

[Maxim Bulava]

Англия

 

 

 

 

 

 

 

 

 

[Maxim Bulava]

США

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Изменено 3 ноября, 2013 пользователем Maxim Bulava

[Maxim Bulava]

Франция

 

 

 

 

 

 

[Maxim Bulava]

Германия

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

[Maxim Bulava]

Украл из кондратьевского журнала. Так могла бы выглядеть карта послевоенной Европы, если бы весеннее наступление немцев оказалось успешным.

 

[Mirabile_Futurum]

Надо эту карту на литовские и украинские сайты запостить.

[Maxim Bulava]

А какое, как Вы думаете, впечатление она могла бы там произвести?

[Maxim Bulava]

Читаю заметки о войне генерала В.И. Соколова. Очередной раз натыкаюсь на мысль о совершеннейшей отсталости всей идеологической системы Российской империи, полной ее неприспособленности к эпохе индустриальных войн:

 

"В огромном большинстве не только в VIII корпусе, но и во всей русской армии этот долг сознавался офицерами кадрового состава и произведенными за боевые отличия из кадровых нижних чинов; этим объясняется огромная убыль офицеров в минувшую войну: офицерство шло впереди низших чинов и не щадило себя.

 

Нижним же чинам, в огромном большинстве случаев, это чувство незнакомо, как оно вообще мало знакомо нам, русским. Чувство долга не принадлежит к природным, а воспитывается с детства, в семье или школе, но в редких семьях детям говорили о родине, любви к ней, а в школах только в военных, и то не во всех, прививалось чувство долга и рыцарских понятий, свойственных воину и офицеру; там, где это было, было хорошее товарищество, хорошие традиции, оттуда выходили хорошие офицеры. В этом отношении наши противники - немцы имели сравнительно с нами огромное преимущество; наблюдая во время войны жизнь в немецких семьях и школах, я убедился, что чувство долга к любви к родине прививается при всех случаях жизни ребенку как только он начинает сознавать, проникает затем в кровь и плоть немца, неразлучно с ним во всех положениях и возрастах. Недаром у немцев на гербах касок написано то, что давно запечатлено под каскою в их мозгу - "Deutchland uber alles".

 

 

В детских хрестоматиях, прописях, учебниках, в детских книгах у немцев красной нитью проведена необходимость для немца этой любви к фатерланду, в которую они верят так, как мусульманин в загробную жизнь. На войне я имел случаи не раз убедиться в том. Когда в октябре 1914 года после переправы через Вислу был снят нашей засадой немецкий разъезд, причем двое дозорных попались в плен, то на вопрос рядовому дозора, зачем покончил с собой их начальник, спрошенный ответил: "Разве он мог поступить иначе? Ведь он был унтер-офицер". Взятый в плен близ Боровко в том же месяце ротный командир - немец, идя на опрос, сказал мне, что будет отвечать на какие угодно вопросы, кроме касающихся их армии, "что вы, как офицер, конечно, поймете". На позиции гор. Путны, в Румынии, в 1917 году я был очевидцем наиболее яркого проявления немецкого долга, при том, можно сказать, заклазно: был подбит противоаэропланным взводом нашей 4 батареи немецкий аэроплан, который, падая, повидимому, направлялся в наши окопы, из которых по аэроплану поднялась неистовая ружейная трескотня. Однако, летчик, пройдя почти над головами наших стрелков, выпрямил аппарат, перелетел разделявшую наши позиции от немецких позиций р. Путну, как то миновал на том берегу телеграфную линию и деревья и, круто повернув, приземлился на шоссе, впереди своих проволочных заграждений. Так как это было по близости часовни - нашего артиллерийского ориентира, то две наши батареи немедленно открыли по аэроплану самый беглый и меткий огонь. Из аэроплана выскочили двое немцев, из которых один, очевидно, был ранен, сильно прихрамывал, и скрылись в ближайшем строении. По аппарату стали попадать снаряды, потому что полетели осколки, крылья, но в это время вновь появился здоровый наблюдатель, подбежал к аппарату, вынул оттуда какой-то саквояжик, мешок или сумку и, несмотря на продолжающийся наш обстрел, благополучно убежал к строению. Несомненно в сумке были какие-либо ценные вещи или может быть им же сделанные снимки; несомненно, что совершенное немцем - подвиг, зримый только нам, потому что в немецких окопах днем обычно не было видно никакой жизни. Подвиг этот - проявление долга в высшей мере.

 

Если на подобное, или вообще на проявление долга способны были наши офицеры, то для солдат оно могло быть лишь в виде исключения; молодчество, бесшабашность, желание заработать Георгиевский крест или медаль, но отнюдь не сознательное отношение к долгу толкало их на личный подвиг. Для общей же массы, как это не грустно, главным побуждением итти на врага былобыло чувство страха, особенно после огромной убыли с самого начала войны дисциплинированных кадровых солдат, когда на пополнение стали прибывать слабо и даже совсем необученные маршевые команды. Надо признать, что иногда единственным средством поднять залегшие в цепи солдат и заставить их итти в атаку — была палка в руках офицера, но затем поднявшиеся солдаты геройски бросались в атаку и потом не выражали претензий на своих офицеров.

 

С переходом к позиционной воине, когда солдатам подолту приходилось сидеть в одних и тех же окопах, еще труднее становилось двинуть их в атаку, на вылазку, разведку, еще тяжелее стало офицерам, на которых держалось все. Это отлично учли немцы и потому в конце 1917 года, убедившись, что, несмотря на революционный переворот наша армия продолжает держаться, решили выбить ее последний упор - офицеров внеся в армию выборное начало. Этот последний удар достиг цели: офицерство хлынуло под всяким предлогом из армии, чтобы избежать ужасов унижения, издевательств, оскорблений, а армия стала разлагаться с поразительной быстротой. К весне 1918 года армии не существовало и торжествующим врагам нашим никто уже не препятствовал вторгнуться в беззащитные пределы России".

Изменено 4 ноября, 2013 пользователем Maxim Bulava

[Mirabile_Futurum]

А какое, как Вы думаете, впечатление она могла бы там произвести?

Ну люди взгрустнули бы, что первая мировая закончилась поражением немцев.

[Maxim Bulava]

21 марта 1918 г. началось последнее наступление немцев на западном фронте. Первый же день наступления обозначил крупный германский успех: первая, а в некоторых метах и вторая позиция англичан оказались захваченными, немецкий прорыв стал развиваться в глубину.

 

Триумф первого дня явился закономерным следствием совершенствования технологии прорыва, которое к концу войны осуществлялось наиболее развитыми армиями. Мы уже видели примеры хорошо организованного немецкого наступления. Артиллерия массированным точным огнем должна подавить оборону – подавить, но не разрушить. Немцы поняли, что задача полного испепеления обороны нереализуема. Разделение труда между группами артиллерийских частей, одновременное поражение обороны на максимально возможную глубину, обильное применение химических снарядов должны были не столько уничтожить врага, сколько свести к минимуму его способность сопротивляться. Для того, чтобы накрыть дальние цели были применены новые орудия К16 и К17 , данные которых неплохи и для Второй мировой.

 

 

 

 

Зимой 1917-18 гг. был обобщен опыт применения штурмовых групп. Было признано важным, чтобы штурмовые части с легким вооружением проникали как можно дальше вглубь оборонительных позиций, не смущаясь наличием неподавленных очагов сопротивления на флангах и в тылу. Эти изолированные очаги должны были подавляться второй волной пехоты, имеющей тяжелое вооружение.

 

Отходу войск и поступлению резервов должны были препятствовать удары штурмовой авиации, "окопных самолетов", как их называли немцы. С разной мерой успешности все эти компоненты сработали.

 

Итак, впервые за всю войну на западе одна из сторон стала отступать после прорыва позиционного фронта. Пятая армия англичан, оказавшаяся на направлении главного удара, была ослаблена потерями весеннее-летних боев 1917 г., которые так и не были надлежащим образом восполнены. В армии возник моральный надлом, похожий на то, что переживали итальянцы после Капоретто. 23-24 марта в результате отхода этой армии начал создаваться разрыв между англичанами и французами, достигший 24 марта ширины 15 км. Казалось, немецкое наступление может увенчаться успехом. Кайзер Вильгельм уже приступил к празднованиям победы, щедро награждая отличившихся организаторов прорыва.

 

Однако чуда не случилось.

 

Во-первых, немцы на ходу стали корректировать свой план. Наибольшие успехи были достигнуты ими на южном фланге наступления. Схема показывает, как ось операции стала смещаться к югу от Амьена, первоначально бывшего главным объектом удара. Объективно это давало англичанам некоторую возможность прийти в себя.

 

 

Во-вторых, союзникам удалось преодолеть кризис взаимоотношений. Если в первые дни Петэн заверял англичан, что они ничего не получат и могут рассчитывать только на свои силы, то назначенный 26 марта верховным координатором союзнических усилий Фош приступил к срочному спасению британцев, спешно заменяя в районе Амьена потрепанные английские части французскими.

 

В-третьих, сработала общая закономерность операций Первой мировой – темпы наступления и темпы наращивания усилий наступающим оказались недостаточными в соревновании с обороной. Выполняя указания Фоша, французы наращивали свои силы в районе Амьена полтора раза быстрее скорости переброски резервов германцами.

 

В конце концов, немецкий натиск выдохся. Гинденбург и Людендорф еще пытались продлить активность германских сил, организуя удары на севере и юге. Немцы вновь оказались на Марне и даже смогли пострелять по Парижу из сверхдальнобойных пушек. Но это была уже агония.

Могло ли немцам свезти? Воистину не знаю. Альтернативщики любят побеждать Антанту в 1918 г., но можно ли предложить за немцев лучший вариант действий? Еще больше нарастить силы на западе за счет востока? Возможно. Вовремя угадать значение танков и использовать их для взлома обороны? Это сэкономило бы пару дней, но думать об этом в 1918 г. было несколько поздновато, да и способность германской промышленности оторвать мощности танкам от пушек, снарядов и самолетов под сомнением. Применить подвижные части для развития успеха? Тут немцев явно ждал бы триумф, но но надежных быстроходных танков и механизированной пехоты еще не было и реально претендовать на роль подвижных частей тогда могла лишь кавалерия. Этой кавалерии уже не было у немцев: большинство дивизий было спешено и давно воевало в окопах. Да и сама способность кавалерии к широким действиям на западном фронте не очевидна. Словом, кто его знает. По факту Антанта остановила последнее наступление немцев и тем самым победила.

[Maxim Bulava]

Уже цитировался Слащёв-Крымский. Интересные у него рассуждения о русской армии. Букв много, но все по делу.

 

 

"На наших глазах разложилась, проиграла войну и прекратила свое существование одна из величайших армий мира. Созданная Петром Великим в тяжелую годину Северной войны, войны за существование России, эта армия вписала много подвигов и побед в свою историю и вдруг так бесславно погибла при испытании значительно менее серьезном, чем то, которое было ей предъявлено при ее зарождении.

Нам приходилось слышать, да и теперь часто это передается из уст в уста, что фронт разложили большевики, и не будь их - мы бы не дошли до позорного Брестского мира. Я отнюдь не стану говорить, что партия большевиков не стремилась ликвидировать старую армию... но эта гибель была предрешена уже только потому, что старая армия сама умирала. А умирала она вот почему.

Если мы возьмем военную историю, то увидим, что после первого расцвета, после первых ста лет своего существования обособленная от народа армия быстро стала увядать. Сначала еще действовала хорошая подготовка начальников, близкая связь офицера и солдата и дол-гий срок службы последнего, а с общей воинской повинностью и кратким сроком службы дело пошло из рук вон плохо и старая армия быстро стала клониться к упадку, проигрывая или бесславно кончая одну войну за другой.

Армия... является олицетворением государственного строя - а война является экзаменом государственного строя и армии. Если эти оба фактора не соответствуют настроению и нуждам народных масс, то они на экзамене провалятся.

Безответственное правительство выдвигало на главнейшие посты военного ведомства лиц не по способностям, не тех или иных убеждений, а лиц ему удобных и угодных, в большинстве случаев совершенно без всяких убеждений и заботящихся только о том, чтобы им было хорошо. Можно спорить или соглашаться со взглядами или убеждениями отдельного лица или отдельной правящей партии, можно ее критиковать или одобрять, но о лицах безличных и заботящихся только о своем благе спорить не приходится, и остается сказать, что они в лучшем случае бесполезны, а почти всегда вредны. Та-кое положение в русской армии тянулось десятки лет. Маленькая встряска и улучшение были во времена Милютина, но в последующие годы отношение к подготовке армии резко ухудшилось.

К Японской войне дремавшая и работавшая по старой привычке армия оказалась совершенно неподготовленной ни в низах, ни в высшем комсоставе. До Японской войны мне служить не пришлось, но, происходя из военной семьи, я наблюдал, как спустя рукава велись занятия и как все сводилось к отбыванию номера. Высший командный состав в особенности оказался не на высоте своего призвания, и войска, превосходившие японцев числом, терпели от них поражение за поражением.

Японская война и произошедшая после нее революция немного встряхнули армию. Поражение вызвало в армии усиленную работу, но главным образом в низах. Требовали с низов, а верхи бездействовали. Во всяком случае лучшее отношение низшего комсостава к занятиям, большее приближение офицеров к солдатам сильно подняли боеспособность армии.

В это время я был только что произведенным офицером, и пришлось констатировать полное несоответствие большинства высшего комсостава занимаемым должностям. Работы было видно мало и то только отдельных лиц, большинство же старших начальников часто вместо доверия и уважения у подчиненных возбуждали улыбку, и их действия служили темой для анекдотов, непоучительных рассказов. Стоявшие у кормила правления лица, заботясь только о себе, совершенно не умели поставить правильную подготовку и выбор высшего комсостава. Безответственные и удобные люди выбирали себе таких же безответственных и удобных подчиненных. А о том, что когда-нибудь может настать экзамен государству и армии - никто из них не задумывался. Даже система аттестации была поставлена фактически на несоответственных началах, и разврат в этом вопросе доходил до таких размеров, что начальник давал отличную аттестацию заведомо никуда не годному подчиненному только, чтобы он скорее от него ушел, получив другое назначение, часто с повышением. Для лиц, особенно приятных верхам по своему ли "удобству" или по родству, устраивали сокращенные и фиктивные командования, если это командование обязательно требовалось для выдвижения существовавшим цензом. Спрашивается, могли ли таким образом выплывшие наверх начальники заслужить уважение своих подчиненных и тем создать необходимую в войсках спайку, которой уделял столько внимания Петр? Конечно, нет.

Младшее, особенно пехотное, офицерство было обеспечено нищенским жалованьем почти без просвета впереди в виде мало-мальской пенсии. Такое положение создало страшный отлив из армии молодых, лучших сил. Правительство боролось не с причинами этого отлива, а чисто механически, а именно: были установлены сроки обязательной службы за полученное образование, программы корпусов были урезаны так, чтобы сделать кадету невозможным поступление в высшие гражданские заведения без специальной, уже их личной, отдельной подготовки. Воспитатели корпусов, из отделений которых много кадетов уходило на сторону, получали за это выговор. Все сводилось к тому, чтобы закабалить молодые силы. Спрашивается, не носила ли в себе такая армия все данные для смерти при малейшем серьезном испытании?

Но все же эта армия была еще сильна. Ее низший комсостав, будучи аполитичен, происходил из народа и близко стоял к солдату. Несмотря на удручающе тяжелую жизнь большинства этого состава, эти сыны народа в золотых погонах ревностно относились к делу и их стараниями армия все же была обучена. Внутри частей была сплоченность и жили традиции. Тут произошло характерное явление: и на маневрах, и в Японскую войну, и в последнюю Европейскую роты и батальоны и иногда полки действовали ве ликолепно. Действие же полков уже начинало иногда прихрамывать. А чем выше было войсковое соединение, тем дело шло хуже и хуже. Высший комсостав в большинстве своем не умел управлять своими частями и для занимаемых должностей не годился...

 

Первые же шаги на войне повлекли поражение на Восточно-Прусском и Варшавском фронтах и победы с такою большой кровью на Австрийском фронте, что кадровый состав на 3/4 выбыл из строя. Прибывало комплектование из забывших уже свою службу людей, совершенно несколоченных, и из ратников ополчения, совершенно необученных. Ведь в мирное время через войска проходило только 48% ежегодного призыва, остальные зачислялись в ратники ополчения и не получали фактически никакого обучения. Армия превратилась в армию нового состава, комплектованную народом, с которым она связи не имела и интересы которого не представляла.

Говорится: "Имейте хорошую голову, а хвосты всегда можно будет приделать", но эти-то головы, т. е. кадры, были уничтожены неумело веденными боями начала войны. На сцене появилась масса резервных частей, наскоро сформированных с объявлением мобилизации, командирами полков которых благодаря указанной выше системе аттестаций часто оказывались лица, совершенно непригодные к этой должности (были и такие, которые с трудом читали карты).

Еще хуже обстояло дело в запасных частях, которые должны были подготовить бойцов для фронта. Каждый батальон распух до 8.000 человек. Мест не хватало, спали вповалку, заниматься было негде и занятия велись спустя рукава, к тому же не хватало вооружения. Офицеров в запасных частях не было: на 100 солдат едва приходился один действительно несущий службу и не лечившийся после ранения кадровый офицер. Вся работа лежала на вновь произведенных прапорщиках, прошедших 4-месячный курс обучения, которые сами ничего не знали и часто даже не умели командовать, так что вместо уважения вызывали у солдат презрительную улыбку. Спрашивается: что вы можете ожидать от армии без хорошего комсостава, без духа и необученной? Не умирала ли она? По-моему, безусловно.

Ряд поражений создал полную деморализацию русских войск перед германцами к 1915 году. Сначала не хватало амуниции - в войсках прямо говорили, что все разворовано Сухомлиновым. Из-за этого и из-за поражений всякое уважение и доверие к высшему комсоставу, в большинстве не баловавшему войска своими посещениями, особенно в бою, было утеряно. Кадровых офицеров было мало, и то худшего качества, в большинстве из тех, кто в начале войны засиделся в тылу - все места заполнили прапорщики. Кто же руководил этими войсками, превращавшимися в толпу? Люди неумелые, люди, не внушавшие по своим знаниям и опыту доверия массам. Армия умирала, т. е. разлагалась.

В начале 1915 года я командовал ротой лейб-гвардейского Финляндского полка, т. е. ротой, на которую обращается в полку наибольшее внимание. Вернувшись после ранения, я застал в ней 171 ратника, 7 кадровых солдат и 1 прапорщика, т. е. даже комсостав роты пришлось назначать из совершенно необученных ратников. Во всем полку оставалось 7 кадровых офицеров, и это было не исключение, а скорее правило в начале 1915 года, т. е. до летнего германского наступления, когда русская армия фактически перестала существовать и превратилась в совершенно новое ополчение со старыми названиями.

Итак, в 1915 году старая армия окончательно превратилась в ополчение без опытного комсостава, без способных вождей и без духа. Ничто не воодушевляло эту массу людей, и только привычка повиноваться заставляла ее кое-как нести боевую службу. С боевым довольствием было плохо, потому что союзники, несмотря на обещания, почти ничего не доставляли. Наше безответственное правительство ничего не умело сделать, и те, и другие смотрели на армию, как на пушечное мясо, которое авось как-нибудь своим количеством раздавит противника. Попытка наступления 1916 года, несмотря на огромный перевес сил, решительного успеха не дала, и первоначальный успех Брусилова был быстро остановлен немцами благодаря неумению остальных верхов нашей армии использовать его.

В конце лета 1916 г. Финляндский полк получал 30-ю тысячу комплектования - сколько же раз менялся состав трудовых бойцов! - а комсостав все дополнялся и дополнялся необученными лицами, не бывшими в состоянии обучить и руководить в бою своими подчиненными.

Настала Февральская революция. Запасные части восстали против существовавшего строя и свергли его - фронт присоединился. Выдвинулось Временное правительство, провозгласившее себя борцом за народные интересы. Желая привлечь на свою сторону народные массы, призванные в армию, оно опубликовало знаменитый приказ N 1. Уви-дав картину развала, вызванного этим приказом, оно спохватилось, но было уже поздно.

Временное правительство мобилизовало все силы социал-революционеров, чтобы привлечь на свою сторону армию и убедить ее в необходимости продолжать войну совместно с союзниками. И действительно, первые месяцы после революции настроение главной массы армии теоретически склонялось к необходимости продолжать войну. Но все это было чисто теоретически. На войсковых митингах выносились красивые резолюции, но когда дело доходило до проведения их в жизнь, не имевшая ни духа, ни веры в своих начальников, ни самой элементарной дисциплины армия бороться была не в силах. Временное правительство - надо отдать ему полную справедливость - напрягло все силы для доставки военного снаряжения, и войска были перегружены орудиями и снарядами. Но что могли сделать поздние дары союзников, что могла сделать техника без духа? Русская армия представляла собой мертвое, разлагающееся тело, которое почему-то только еще не распалось. Этого ждать пришлось недолго. Особенно тяжело в это время было положение офицерства, которое, исполняя приказ Временного правительства, подготовляло солдат к бою и "уговаривало" идти в необходимую для Временного правительства атаку. И вот, после неудачного наступления Керенского, в глазах масс виновниками оказались не стоящие далеко и недоступные для них члены Временного правительства, а стоящие тут же офицеры. Рознь усилилась. Армия оказалась даже без младшего комсостава, потому что нельзя же считать комсоставом лиц, не пользующихся никакой властью и никаким влиянием на своих подчиненных. Армии не существовало, а была толпа. То, что было дальше, когда она сдавала Двину, когда она валила большими и малыми группами с фронта, - это был лишь фактический распад, смерть же наступила уже летом 1917 года".

[Damien]

Кассад в своем журнале опубликовал большую подборку плакатов и прочих пропагандистских материалов времени Первой мировой. Наиболее выразительными представились следующие

Из всей подборки наиболее, если можно так выразиться, объективными мне показались плакаты США: без всякой карикатурности и гротескности. С чем это может быть связано? С более скромными потерями США в этой войне, которые не породили такую кичливую озлобленность к врагу, как это произошло в других странах-участницах?

 

Читаю заметки о войне генерала В.И. Соколова. Очередной раз натыкаюсь на мысль о совершеннейшей отсталости всей идеологической системы Российской империи, полной ее неприспособленности к эпохе индустриальных войн:

 

"В этом отношении наши противники - немцы имели сравнительно с нами огромное преимущество; наблюдая во время войны жизнь в немецких семьях и школах, я убедился, что чувство долга к любви к родине прививается при всех случаях жизни ребенку как только он начинает сознавать, проникает затем в кровь и плоть немца, неразлучно с ним во всех положениях и возрастах. Недаром у немцев на гербах касок написано то, что давно запечатлено под каскою в их мозгу - "Deutchland uber alles"".

Вот интересно, а что являлось идеологической почвой немца, из которой произрастала описываемая любовь к родине? Какие писатели/общественные деятели (а может и поэты/композиторы) Германии сформировали такую почву? И не являются ли излишним преувеличением выводы Соколова В.И., которые он делает, выводя почти идеальный образ собирательного немца, учитывая, что еще каких-то несколько десятков лет назад единой Германии не существовало в природе, а позднейшая революция в кайзеровской Германии показала истинную цену "Deutchland uber alles"?

 

Надо эту карту на литовские и украинские сайты запостить.

А еще на австрийские и ирландские

Изменено 20 ноября, 2013 пользователем Damien

[Maxim Bulava]

Из всей подборки наиболее, если можно так выразиться, объективными мне показались плакаты США: без всякой карикатурности и гротескности. С чем это может быть связано? С более скромными потерями США в этой войне, которые не породили такую кичливую озлобленность к врагу, как это произошло в других странах-участницах?

Я думаю, дело просто в том, что представленная подборка не полна. Дмитрий, например, уже размещал такой плакат:

 

 

 

Или, допустим:

 

 

 

Или

 

 

 

Нет, я не вижу радикальных отличий в американской пропаганде по сравнению, например, с английской.

 

Как самую специфичную я бы лично определил русскую. Мало высокого пафоса, много "скоморошества".

[Maxim Bulava]

Вот интересно, а что являлось идеологической почвой немца, из которой произрастала описываемая любовь к родине? Какие писатели/общественные деятели (а может и поэты/композиторы) Германии сформировали такую почву? И не являются ли излишним преувеличением выводы Соколова В.И., которые он делает, выводя почти идеальный образ собирательного немца, учитывая, что еще каких-то несколько десятков лет назад единой Германии не существовало в природе, а позднейшая революция в кайзеровской Германии показала истинную цену "Deutchland uber alles"?

О, ну тут много кто. Класс, Шальмайер, Ратцель, Либенфельс, фон Лист - это только среди сильно правых, "фёлькише", пангерманизм, геополитика и проч. подобное.

 

А так германская культура вообще весь XIX в. носилась с фолькгайстом и фатерландом, начиная с Фихте и Гегеля. Даже из Маркса можно вычитать немецкое превосходство и образцовую германскую революционность.

 

И потом, дело не только в мыслителях, но и в духе школьного образования. Я просматривал германские учебники истории начала века - они эталонно патриотичны.

 

Преувеличения у Соколова я не вижу. Мера страданий немцев в годы войны была самой большой, и другие давно бы посыпались.

 

В этой связи я удивляюсь не революции, а тому, что она так поздно в Германии произошла.

Изменено 20 ноября, 2013 пользователем Maxim Bulava

[Maxim Bulava]

Вот, кстати, хорошая песня на тему "С чего начинается родина", где оно и что, немецкое отечество.

 

Песня, между прочим, 1813 г., то есть еще до православия, самодержавия и народности, которую у немцев и потырили

 

https://youtu.be/xqAKJdv3fqU

[Mirabile_Futurum]

Вот, кстати, хорошая песня на тему "С чего начинается родина", где оно и что, немецкое отечество.

 

Песня, между прочим, 1813 г., то есть еще до православия, самодержавия и народности, которую у немцев и потырили

 

Кстати говоря, сам Уваров, который ее и потырил был германоязычным (с трудом говорил по русски) атеистом

[Maxim Bulava]

По наводке Белаша. Кадры из английского фильма "Tell England" 1931 года. Дарданелльская операция англичан, 1915.

 

По-моему, народ прав - это один к одному Спилберг с рядовым Райаном, сцена высадки на Омаха-бич.

 

 

https://youtu.be/oKEC2FCo76c

Изменено 3 июля, 2014 пользователем Maxim Bulava