Св. Иоанн Воин не ушел полностью со службы, однако занимался в армии тем, что на военном языке называется подрывной деятельностью: предупреждал христиан об очередной облаве, способствовал побегам, посещал братьев и сестер, брошенных в тюрьму. (Впрочем, по его житию, можно предположить, что ему не приходилось проливать кровь: возможно, он входил в части, охранявшие город).
Полагаю, было бы преувеличением утверждать, что все ранние христиане были пацифистами (хотя бы потому, что у нас недостаточно исторических материалов о жизни церкви в это время). Однако в течение первых двух столетий их отношение к войне, оружию и службе в армии было настолько резко отрицательным, что ярый критик христианства философ Цельс писал:
"Если бы все люди поступали так, как вы, ничто не мешало бы императору остаться в полном одиночестве, и с дезертирством его войск Империя попала бы в руки самых беззаконных варваров".
На что христианский богослов Ориген ответил:
"Христиан учили не защищаться от своих врагов; и поскольку они соблюдали законы, предписывающие кротость и любовь к человеку, они получили от Бога то, чего не достигли бы, если бы им было позволено вести войну, хотя они вполне могли бы это сделать".
Стоит учитывать и ещё один момент. То, что необходимость отказа от военной службы не становится для ранних христиан большой проблемой, объясняется во многом не их готовностью служить в армии, а тем, что у императоров не было необходимости наполнять армию рекрутами.
Об этом, в частности, пишет Василий Болотов:
"Римские легионы наполнялись вереницей шедшими записываться добровольцами. Христиане, поэтому, могли попасть на службу только в исключительных случаях".
Ситуация, когда христиан в армии становится много, так что они служат уже и в императорской гвардии, наступает только в конце 3 века.
Опять же вовсе не обязательно, что они поступают на службу, уже приняв христианское крещение. В большинстве известных нам случаев они становятся христианами, уже будучи солдатами. И тут, действительно, кто-то, как Максимиллиан, почитает невозможным продолжать службу, а кто-то вынужден на ней остаться, ограничив то, что считает возможным на ней делать. К примеру, не применяет оружие против братьев во Христе.
На самом деле пределы допустимого для солдата, принявшего христианство, достаточно четко очертил в начале третьего века св. Ипполит Римский в своих канонах (канон 10-15):
"Относительно магистрата и воина: никого не убивать, хотя бы и получили приказ...
Солдат под властью не должен убивать человека. Если ему прикажут, он не должен выполнять приказ и не должен приносить присягу. Если он не хочет, пусть будет отвергнут. Тот, кто обладает силой меча или является магистратом города, который носит багряницу пусть прекратит свое существование или будет отвергнут. Оглашенные или верующие, которые хотят стать солдатами, должны быть отвергнуты, потому что они презрели Бога.
Христианин не должен становиться солдатом, если только его не принуждает вождь, носящий меч. Он не должен обременять себя кровавым грехом. Но если он пролил кровь, то не должен причащаться в таинствах, если только не очистится наказанием, слезами и плачем. Он не должен выступать с лукавством, но в страхе Божием".
Лишь с течением времени христианская Церковь начинает меняться, уходя от чистоты евангельского идеала, приспосабливаясь к требованиям мира, чуждого Христу.
И в христианских памятниках зафиксировано, как происходят эти изменения. В частности, из материалов Первого Никейского собора мы видим, как с принятием христианства в качестве государственной религии в армию бросаются те христиане, которые ранее ушли с воинской службы. Теперь они платят взятки, чтобы вернуться (напомню, что служба была делом престижным и денежным - помимо хорошего жалованья легионеру полагалось и прекрасное пенсионное обеспечение).
В тот момент церковь ещё относится к этому с негодованием. В 12 правиле Первого Никейского собора сказано о таких "перебежчиках":