Амтаро, соглашусь с тем, что для исследователя из далекого будущего прочтение текста (причем текста в самом широком смысле) из нашей эпохи может сопровождаться многими несуразностями и непониманием. Как и для нас чтение свитка, оставшейся от древней и не совсем нам сродственной цивилизации. Но это - при условии, что ослабла (или вообще исчезла) ментальная связь между этими мирами. В силу катаклизмов, переворотов или еще чего-либо подобного. Тогда да, разворачивая свиток из далекого и чуждого мира, исследователь будет больше угадывать и фантазировать, нежели адеквтано и исчерпывающе постигать. Тогда и хот-дог покажется чем-то совсем не тем, что он есть на самом деле. Другое дело - если имеет место прямая преемственность, традиция, предание. Если память о древнем хот-доге не прерывается, то адекватное восприятие и воспоминание о не обеспечено - и адекватность прямо пропорциональа плотности потока предания о нем. Мы сейчас говорим все же больше всего о Библии, что ж, прекрасный пример. Древняя Иудея для нас с одной стороны - не совсем понятный и знакомый мир. Но Предание столь часто к нему обращалось, столь часто поколения рода человеческого воспроизводили древнебиблейские истории, столь часто оттачивали комментарии на стихи Ветхого Завета, что каких-то больших отклонений от адеквата у читателя ожидать не приходится. Тем более, если он следует авторитетному толкованию. И еще, самое главное. В картинах Древней Иудеи многое действительно нам непонятно. Но непонятность эта концентрируется в основном все же в историческом аспекте - как раз в том, что нас наиболее разделяет с тем миром. Но есть и богодухновенный, онтологический аспект, и вот в нем то даже современный человек при адекватном прочтении открывает не чужой мир, не инопланетян, и не собак под горчицей, но себя, свои злободневные проблемы и свою боль. Например, если речь идет о грехопадении, разве это не применимо к каждому человеку в глубине его существа и ограничено только событиями с прародителями, произошедшими когда-то очень давно, на заре мира (и какого мира, этого ли?). Можно спорить, где был рай, помещался ли он в том или другом географическом месте, или он был в месте, которого уже нет, или вообще помещался между небом и землей - ответы на эти вопросы в любом случае вторичны, если они не имеют в виду онтологического краха, случившегося с человеком. И точно так же с другими событиями - есть пласт человеческий, исторический, он ближе к поверхности, но более сложен и спорен. А есть пласт онтологический, богодухновенный, он, хотя более глубок, более прост и светоносен, более ясен, более нагляден. Во всяком случае, для верующего человека, который, открывая его, встречается лишь с самим собой. Поэтому имеет место парадокс. Библия, весьма местами спорная и темная книга, может для читателя оказаться в какой-то момент весьма ясной. Несмотря на все тенета и хитросплетения стихов.