Перейти к содержанию

Марион

Пользователи
  • Постов

    4 704
  • Зарегистрирован

  • Посещение

  • Победитель дней

    173

Весь контент Марион

  1. Итак, стихотворение, которое открывает сборник Честертона "Королева семи мечей" (The Queen of seven swords), 1926 г. "Белая колдунья" (The White Witch) Диана, мрачная богиня, В священной роще обитает. Ее Гекатой величают В аду, откуда к небу Вздымает она жуткие рога. Они всегда в свеченьи белом, Окутаны проклятым светом – Я знаю про нее все это. Луна – вот кто ее царица, Над ее челом нависает И в ней как в зеркале искрится, Пустыню страха отражает. Цвет зеркала – сребро проказы, Ее предел – одна в трех сразу. Ее ты встретишь в тусклых снах, Извилистых, ужасных тупиках. Мечты о ней – всего лишь грезы, Пока не выступят на веках слезы, Но ведь мечты не грех совсем, Для тех, кто спит, но бодрствует затем. Я так скажу – нам завещали все отцы, Чтобы отважные и мудрые бойцы Искали замок наш Грааль – Не блеск луны сквозь мутную вуаль. А я нашел одну, под чьим покровом Стоит и процветает каждый дом; Кто песню запевает, чтоб здоровым, Живым и чистым оставался он. И как сиделка нас избавит от недуга, Она есть наша Мать – дороже чем супруга. Колдуньи белой вмиг все пресекутся чары, И наш уютный дом покинут все кошмары. Я образ Матери однажды увидал - Сладчайшая, блаженная, без пятен - И месяц вместе с нею там сиял, Он в семикратной славе пребывал, И был чудесен, первозданен и приятен, Над всеми городами и домами, Не над челом ее, но под ее ногами. Перевод М. Костылева The White Witch The dark Diana of the groves Whose name is Hecate in hell Heaves up her awful horns to heaven White with the light I know too well. The moon that broods upon her brows Mirrors the monstrous hollow lands In leprous silver; at the term Of triple twisted roads she stands. Dreams are no sin or only sin For them that waking dream they dream; But I have learned what wiser knights Follow the Grail and not the Gleam. I found One hidden in every home, A voice that sings about the house, A nurse that scares the nightmares off, A mother nearer than a spouse, Whose picture once I saw; and there Wild as of old and weird and sweet, In sevenfold splendour blazed the moon Not on her brow; beneath her feet.
  2. Ну так чтобы определить это, Истину и ложь надо развести, а не сливать вместе, подменяя одно другим. В чем ложь Ленина, всей его команды, его партии? Мы уже выяснили, что не в подходе "кругом враги" и "мы в белом стоим". Может, в отсутствии нравственного начала? Так у людей у каждого нравственность - своя, правда - своя. Ленин скажет: "Нравственно все, что служит делу революции". Кто-то еще что-то скажет. Интеллигенция о нравственности спорит, друг друга в смертных грехах обвиняет. Пойди разберись, кто из них более прав. И не в терроре, и не в насилии дело. Террор и насилие - это следствие, они вторичны. "Я сам полностью отвергаю большевизм не столько потому, что его действия носят характер насилия, сколько в силу убогого характера его материалистической мысли" - Г.К. Честертон Во все века истину от лжи, нравственное от безнравственного отличали через концептуальное определение и закрепляли через догму. Так вот, ложь марксизма-ленинизма как учения - в отрицании исходного пункта, на котором строится в нашем мире вся наша жизнь, в отрицании первородного греха. Факта простого, как картошка, от которого в мире и всякое зло, и смерть. Все остальное - безнравственность, насилие, разбивание собственных лбов, и попытка построить свою вавилонскую башню есть всего лишь следствие выбранного данного концептуального тупика. Какие бы благие намерения не наличествовали, какие бы ухищрения не прилагали, но если здание строится на песке, все рухнет. А у христиан все строится на скале, которая - Христос.
  3. Вы же сами пошли сравнивать. Зачем Вы лжепророку приписали то, что подобает христианам? Ведь как Ленин обрушивался на черносотенство, социал-демократию, на либерализм и т.д., так и христианская Церковь обрушивалась на ариан, несториан, монофизитов, манихеев... можно, я не буду продолжать? Более того, Церковь еще обрушивалась и на либерализм, и на социал-демократию, и на черносотенство (шовинизм), прям как Ленин. Хоть и с другой стороны.
  4. Владимир Ильич точно не основоположник данного образа жизни. Который известен задолго до него. И присущ многим, а особенно - христианам. Ибо христиане уже две тысячи лет живут в мире в окружении врагов и стоят посреди прочего мрака именно что в белых одеждах. И еще являют свет миру.
  5. Да везде, наверное. Где Ленин обрушивается на оппортунизм, приспособленчество и социал-лакейство какое-нибудь. Либералы где-то там, в этих рядах затесались. А что там Баумейстер про Маркса и критику либерализма говорил?
  6. Весь двадцатый век - в философском плане - определили по сути недофилософы. Маркс-Фрейд-Ницше. Но, видимо что-то в них такое было, раз было то, что наступило потом. Недофилософы обошли философов. И все трое резко антихристианские. Однако, у всех трех из них есть что взять позитивное в научном плане. Брали же христиане в свое время у язычников много что - и у этих мы можем брать сейчас. Вынося за скобки общую оценку их творчества. У Маркса - это политэкономия. Если хочется разобраться глубже, чем учат учебники по экономике для домохозяек из американских колледжей (типа "Экономикс") - то оно самое то.
  7. Пожалуй, это место требует комментария. Автор имеет в виду поездку в Святую Землю в начале 1920 г, выехал он в Рождество 1919 г. Бриндизи - порт на юге Италии, место посадки на корабль. Поездка эта была в определенном смысле решающей: итогом было написание книги "Новый Иерусалим", а сам Честертон после своеобразного паломничества взял бесповоротный курс на воссоединение с Католической Церковью. То есть в данном месте он, по-видимому, говорит об обещании последнего шага, сделать который он долго не решался: из англо-католицизма перейти в католичество уже без всяких оговорок. Из Палестины Честертон вернулся в апреле 1920 г. Впрочем, прошло еще около двух лет, прежде чем он осуществил переход 30 июля 1922 г.
  8. Как раз вся теоретическая философия Канта посвящена доказательству того, что объективное представление о мире возможно. Вот только не все посчитали эти доказательства состоятельными - потому-то и считается иногда что согласно Канту у нас "лишь субъективные представления о мире". Мир не столько "отражается" в нашем сознании согласно Канту, сколько конструируется сознанием. Из многообразного содержания данных чувств и априорных форм рассудка.
  9. О Богородице Честертон пишет не так часто в своих эссе. Это - один из немногих примеров. Гораздо чаще он упоминает ее в своих стихах.
  10. Ну, ведь есть и Бернар-Анри Леви, "кровавый философ", которого В. Пелевин увековечил в S.N.U.F.F. Упыри среди философского племени встречаются.
  11. Характерная проблема нашего времени - информационная (и образная) перенасыщенность. Сколько всего вокруг! Вот если ребенок дорвался до сладкого и ест только бургеры, пирожное, мороженное, конфеты и эклеры, думаете, он будет после кушать супы и котлеты? Даже если они вкусные? Но также и в сфере образно-информационной. Если есть яркие ролики с ютуба, роскошные игрушки, кабельные каналы, разве захочет учить уроки или читать более-менее содержательную книжку или делать уроки? Правильно, не захочет. Мозг засорен, он автоматически пытается отмахнуться от "неинтересного", которое выступает тяготеющей и раздражающей массой. По возможности ограничьте детям (я имею в виду дошкольников и младших школьников) доступ к компьютерам, гаджетам, телевизору. Особенно к видюшникам - Ютубу, кабельным каналам и проч. Не то, что вообще запрещать. Ограничить. Например, не больше часа в день. Ну и диверсифицировать времяпровождение ребенка не мешает. Чтение книг, секции и кружки, встречи с друзьями, игры во дворе. Главное - чтобы глаза о писюшники и гаджеты ломали поменьше. Садимся же мы на диету. Вот и здесь диета не помешает. Даже нам, взрослым. Ибо сейчас проблема не в том, что информации мало, и что мы "имеем право на нее" - но что ее слишком много.
  12. Да уж, какое-то странное заявление. Никогда у протестантов ничего подобного не слышал.
  13. Глава из сборника "Колодец и мелководье" (1935) - "The Well and the Shallows".
  14. МАРИЯ И НОВООБРАЩЕННЫЙ. Я вырос в той части протестантского мира, которую прекрасно можно описать, сказав, что в ней Пресвятую Деву именовали Мадонной. Да, иногда ее называли Мадонной – в память об итальянских картинах. Наш мир не был невежественным или фанатичным и грубым; и не считал всех мадонн идолами, а всех итальянцев – любителями макарон. Он избрал это именование, повинуясь неосознанной английской тяге к компромиссам - дабы можно было избегнуть как почитания, так и непочтительности. Именование, если задуматься, очень любопытное. В принципе оно означает, что протестант не должен называть Марию «Богоматерью», но он может называть ее «Моей госпожой». Если подходить как бы со стороны, может показаться, что оно указывает на гораздо более интимную и мистическую фамильярность, чем даже преданность и верность в католическом духе. Мне вряд ли нужно говорить, что это не так, и в данном случае имеет место не более чем странная викторианская увертка, заключающаяся в отсутствии перевода опасного или неуместного слова с иностранного языка. Хотя не обошлось и без некоторого искреннего, хотя и смутного уважения к той роли, которую Мадонна сыграла в реальной культурной жизни, составляющей историю нашей цивилизации. Конечно, обычный благоговейный англичанин никогда бы не стал проявлять неуважение к исторической традиции в подобном отношении; даже если он был гораздо менее либеральным, путешествовавшим и начитанным, чем мои родители. Конечно, с другой стороны, он совершенно не сознавал, что, говоря «мадонна», он на самом деле говорит «миледи»; и, если бы ему указали на то, что он в этот момент проговаривает «моя госпожа» или «миледи», он согласился бы, что это звучит довольно странно. Я не забываю, да и было бы очень неблагодарно с моей стороны забыть, как мне повезло в плане относительной рассудительности и умеренности применительно к моей собственной семье и моим друзьям; и что существует протестантский мир, который счел бы такую умеренность очень хилым и недостойным видом протестантизма. Странная мания против почитания Марии; безрассудная бдительность, высматривающая малейшие признаки культа Марии, как пятна чумы; культа, по-видимому, предполагающего, постоянное и скрытое посягательство на прерогативы Христа; - все это даже приводило к тому, что просто один вид голубого одеяния Марии вызывал ассоциацию с вавилонской блудницей. Я подобных опасений никогда не разделял, не знал и не понимал, даже будучи ребенком; и о них не ведали также и те, кто занимался моим воспитанием. Они ничего не знали о Католической Церкви; они, конечно, не подозревали, что кто-либо из их числа может однажды вступить в нее; но они знали, что в образе этой священной фигуры были представлены миру благородные и прекрасные идеи, подобные тем, которые были представлены в образах греческих богов или героев. Но, отбросив все оговорки, что наша протестантская атмосфера была все же активной антикатолической атмосферой, я все же могу сказать, что мой личный случай был несколько любопытным. Здесь я опрометчиво взялся писать на тему одновременно личную и дерзкую; сам предмет которой по своему величию не допускает ничего эгоистичного; но который также и не допускает ничего, кроме личного. «Мария и обращение» — одна из самых личных тем, ибо обращение — это нечто более личное, интимное и куда менее социальное, чем причастие; ибо оно относится к личным, моим и только моим чувствам, которые, однако, могут служить началом и введением в те чувства, которые могут быть продемонстрированы окружающим. Но также и культ Марии в довольно своеобразном смысле является личным культом; и он наличествует наравне с тем великим смыслом, с которым человек должен поклоняться личному Богу. Бог есть Бог, Создатель всего видимого и невидимого; Богородица особым образом связана с видимым миром; так как она от земли, и через ее телесное существо Бог смог открыться для наших чувств. В присутствии Бога мы должны помнить о невидимом, даже если оно просто умопостигаемо; и таковы абстракции и абсолютные законы мышления; любовь к истине и уважение к истинному разуму и той честной логике в вещах, которую уважает сам Господь Бог. Ибо, как настаивает св. Фома Аквинский, сам Бог не отрицает закон противоречия и следует ему. Но Богоматерь, особенно напоминающая нам о Боге Воплощенном и указующая на Него, в какой-то степени собирает и воплощает все те помыслы сердца и высоких интенций, которые законными кратчайшими путями подвигают человека на любовь к Богу. Поэтому разобраться с этими личными чувствами, даже в таком поверхностном и кратком изложении, очень непросто. Я надеюсь, что меня не поймут неправильно, если мой пример будет чисто личным; поскольку как раз эта сторона религии не может являться безличной. Он может быть случайным или в высшей степени незаслуженной милостью небес, но в любом случае любопытен сам факт, что я всегда испытывал тоску по остаткам этой традиции, связанной с Мадонной, даже живя в мире, где она считалась легендой. Эта идея преследовала меня не только во времена моего скептицизма в школьные годы; она подвигала меня еще раньше, даже прежде чем я отбросил свое детское верование, в которой Богородице не было надлежащего или подходящего места. Недавно я нашел нацарапанные очень плохим почерком строчки, мою очень плохую имитацию Суинберна, которая, тем не менее, явно была адресована тому, кого я бы назвал образом Мадонны. Я отчетливо помню, как в свое время я декламировал строки «Гимна Прозерпине», испытывая удовольствие от их звучания и резонанса; причем несколько переделал их, отводя от того замысла, которые в них вложил Суинберн [1], и фантазировал, что они адресованы новой христианской Царице жизни, а не падшей языческой царице смерти. И вот эта Царица жизни явно представала предо мной в образе Мадонны: О, Присносущая, к тебе я прибегаю, Царица, дева и богиня, Пребудь со мной, я заклинаю, И не покинь меня. (“But I turn to her still; having seen she shall surely abide in the end; Goddess and maiden and queen, be near me now and befriend.”) И с того времени у меня смутно возникло очень смутное, но медленно проясняющееся желание защитить все то, что создал Константин, подобно тому как язычник Суинберн защищал все, что великий римский император разрушил. Можно еще отметить, что необращенный мир, пуританский или языческий, но, может быть, в первую очередь пуританский, имеет очень странное представление о католическом мире в целом. Его сторонники, даже если они не являются ярыми врагами католичества, составляют весьма любопытный список того, что, по их мнению, составляет католическую жизнь; и вот получается странный набор предметов, таких как свечи, четки, благовония (они всегда сильно впечатлены огромным значением благовоний и нужде в них), облачения, стрельчатые окна, а затем всевозможные предметы первой необходимости или второстепенные; посты, реликвии, покаяния или Папа Римский – и все это перечисляется в беспорядке. Но даже в своем замешательстве они свидетельствуют о потребности, которая не так бессмысленна, как их попытки удовлетворить ее; о желании каким-то образом суммировать «всё такое», что действительно характеризует католичество и ничего, кроме католичества. Конечно, его следует описывать изнутри, путем определения и развития его богословских первых принципов; но это не та потребность, о которой я говорю. Я имею в виду, что людям нужен образ, единый, красочный и четкий в очертаниях образ, который тотчас же возникает в воображении, когда нужно отличить католичество от того, что претендует на христианство или даже от того, что лишь в каком-то смысле является христианством. Теперь я едва могу припомнить время, когда образ Богоматери не возникал в моем сознании совершенно определенно при упоминании или мысли обо всем этом. Я был весьма далек от атрибутов католического мира, а затем сомневался в этих вещах; а затем выступал за них, споря с миром, и выступал за себя, споря с ними - ибо все эти шаги предшествуют обращению [2]. Но был ли Ее образ далеким, был ли затемненным и таинственным, был ли соблазном для моих современников, или вызовом мне самому, — я никогда не сомневался, что этот образ был образом веры; всего того, что она воплощала в себе, будучи истинным человеком, но все же всего лишь человеком, всего того, что Истина должна была поведать человечеству. В тот момент, когда я вспоминал о Католической Церкви, я вспоминал о ней; когда я пытался забыть Католическую Церковь, я пытался забыть ее. И когда я, наконец, в порту Бриндизи испытал перед ее позолоченным и довольно безвкусным образом то, что было благороднее всей моей судьбы, и пережил миг самой безграничной и ответственной свободы, я пообещал совершить то, что я сделал бы, если мне суждено вернуться в свою землю. [1] I have lived long enough, having seen one thing, that love hath an end; Goddess and maiden and queen, be near me now and befriend. - Я живу уже долго и понял одно - что есть у любви конец. Богиня, царица, дева - тебе песнь воспоет певец. (пер. А. Раю) [2] Подробнее см. «Католическая Церковь и обращение». Перевод М. Костылева https://comiter-478.livejournal.com/137736.html
  15. А как отношения с самим редактором, конструктивные? От него иногда исходят довольно резкие заявления в политической плоскости. Публикации там встречаются интересные.
  16. А еще важно не только что читать детям, но что смотреть! А читать современные дети не очень-то и любят (на фоне телевизора, компьютера и гаджетов). Хотя я, например, в детстве даже близко не имел таких книг, какие есть у моих детей сейчас. При том, что книгами детскими не был обделен.
  17. Никогда подобных требований ни от одного священника не слышал. Бремена неудобоносимые какие-то. Католик сам выбирает, к какой католической традиции он принадлежит. Той и должен следовать. Соответственно другой следовать не обязан. Успевать везде - не обязан.
  18. Ну что поделать, коль автор заговаривается. Причем это не в первый раз с ним. Вот, например: https://christrussia.ru/nevozmozhno-bez-chestertona/ Я, конечно, к Н.Трауберг и Честертону прекрасно отношусь (особенно к Честертону), но от таких суждений и заявлений как-то волосы дыбом встают. Ну, первое - это просто ошибочно. Допускаются к причащению люди, не имеющие на совести тяжелых грехов. Порядок определения установления таковых - может быть несколько разным (в РПЦ и РКЦ). Но ни там, ни там не предполагается причащение автоматом, в обязательном порядке. И почему ж "невозможно без Честертона"? Или "Хроник Нарний"? Или еще чего-то подобного? Я понимаю, заявлялось бы, что без чтения Евангелий христианину быть нехорошо, это да. А Честертон - он желателен, но - строго на любителя, не более того. А читать Честертона "глазами Трауберг" - тем более на любителя. Но уж никак не "грубейшее нарушение". Справедливости ради, председатель Американского честертоновского общества Дейл Алквист еще не так отжигает по поводу своего любимца. Но Алквист - эксцентрик, и некоторая внешняя несерьезность и легковесность его заявлений как-то сразу ощущается. А Артем Перлик говорит как будто на полном серьезе.
  19. Еще "Государство и революция" есть. Из области социальной философии. Ну и статья "Карл Маркс". Сжатое изложение марксистской философии, обычно студентам рекомендуют.
  20. "Ленин - первоклассный философ в том смысле, что по философии он только - в первом классе". - мысль приписывается Г.В. Плеханову.
  21. Так алгоритм же. А может - шаблон красоты современной (я не знаю).
  22. Месяц апрель, поэтому вспоминают о Н. Трауберг. https://christrussia.ru/slovo-o-natale-trauberg По-моему, слишком слащаво и односторонне. По типу: есть интересные сказки и рассказчики, а есть унылые катехизисы и мануалы.
×
×
  • Создать...