Бурсацкий патерик

[Владимир М.]

Взято из этого ЖЖ.

 

Бурсацкий патерик, или новые несвятые...

 

Пришло мне на скудные мои мозги, пока я еще в памяти, записать истории своей юности. В пору моей семинарской молодости пришлось мне встретиться с удивительными людьми, многих из которых уже нет с нами. Но некоторые еще живы. Все рассказы подлинные, имена тоже, по возможности, будут подлинные. Прошу людей, знающих меня, не сравнивать то, что я говорил тогда и то, что я буду писать об этом теперь. Просто потому, что глаза и суждения двадцатилетнего мальчишки и глаза и суждения сорокалетнего попа со стажем и диагнозами - это кагбэ совсем не одно и тоже.

[Владимир М.]

Нина.

Встретились мы с ней впервые, когда меня, поступающего в нашу местную бурсу абитуриента, послали перед поступлением на трудовые подвиги в местный наш древний монастырь. Монастырь славен на всю Рассеюшку своими чудотворными источниками, возникшими на месте явления всемирно известной теперь иконы. Вот на хозяйственном дворе этого славного в древности монастыря мы и познакомились с Ниной.

" Нинка-Дурочка", как мы, глупые мальчишки, тогда ее прозвали была типичная русская крестьянка лет, эдак уже за пятьдесят. Когда-то она переболела менингитом и осталась инвалидом - была затруднена речь и видимо, была она слегка отсталой в умственном развитии. Что, однако, не мешало ей общаться со всеми и довольно живо реагировать на разные ситуации. В тот год пасла она овец и часто ее можно было видеть на берегу "святой речки", куда впадали все чудотворные источники, расположенные выше по течению. Преклонных лет и с диагнозом пришла она и осталась в женском скиту, расположенном на хозяйственном дворе в километре от главной усадьбы мужского монастыря. Мы, семнадцатилетние мальчики весьма непочтительно относились к ней, смеялись над ее болезнью, над ее слегка приторможенной манерой разговаривать. А Нина,.. Нина неизменно на все это смотрела молча и улыбалась, но иногда вместе с улыбкой по ее лицу катились слезы. Вот такое у нее было великое терпение. Сейчас, по прошествии более чем двадцати лет, я думаю, что она была святая, своим беззлобием побеждавшая нашу юношескую буйность. Не знаю, жива ли она еще... Ora pro nobis!

[Владимир М.]

Ректор.

 

Ректор наш, архимандрит Варнава, был настолько мягкосердечным человеком, что ему даже общим решением преподавательской корпорации запретили подписывать наши прошения об отпуске домой во время учебного года. По тем или иным причинам близкоживущие семинаристы отпрашивались на сутки или двое домой, но рассматривал эти прошения всегда инспектор - о. Виктор, обладавший весьма добрым сердцем, но сочетавшимся при этом с определенной строгостью. А ректор был великим молитвенником и принял назначение по послушанию, а не по желанию сердца. Преподавал он у нас Ветхий Завет и надо отдать дань справедливости, преподавал весьма скучно. просто зачитывая подряд главы учебника, который и так лежал перед каждым студентом на парте. Поэтому уроки о. Варнавы были совершенно невыносимым своей скучностью и тягомотностью. Чего мы только не вытворяли во время его лекций - читали газеты, играли в настольные игры, кипятили маленькими кипятильниками прямо в классе воду и пили чай или кофе... В общем, занимали себя как могли. Единственная запомнившаяся мне лекция о. ректора была по Книге Иова - о. Варнава писал по ней кандидатскую в МДА и поэтому давал нам материал от себя, а не из ненавистного всем учебника.

 

Еще более мы не любили богослужения, возглавляемые ректором. Отец Варнава умел затягивать службы просто мастерски. У нас иногда складывалось впечатление, что он, по каким то ведомым ему одному причинам, просто не желал заканчивать службу ранее определенного им часа.

Но обладал он просто удивительным беззлобием и кротостью. Видя наши выходки на его уроках, он только поднимал глаза от учебника и с укором так тянул по стариковски - "Ну братия, ну нельзя же так"... Ни разу мы не видели его рассердившимся и кричащим на кого-нибудь. Но, порой, твердость он проявлял просто адамантову, особенно когда дело касалось его любимого богослужения.

 

Когда я приезжал домой, я не отменно высказывал своему духовнику свое недовольство нашим ректором. И один раз духовник ответил мне потрясающие слова: "Ты ничего не понимаешь! Отец Варнава, - это человек, с которым достаточно просто молча быть рядом". Теперь,когда нашего ректора уже нет в живых и когда я сам поп и мне уже сорок, только теперь я чувствую как мне не хватает просто побыть рядом с отцом Варнавой!

[Владимир М.]

Инспектор

 

Инспектор наш, о. Виктор Ш. был (впрочем почему же был?) человеком с очень добрым сердцем. Но он очень умело это скрывал. Иначе, видимо, было и нельзя. Приехал он с семьей откуда-то толи с Закарпатьья, то ли еще откуда-то с ихних украинских краев. Поговаривали о нем разное - от того, что во время совершаемого им отпевания воскрес покойник до того, что он в прошлом был злостным раскольником - филаретовцем. Но тем не менее он был назначен к нам сначала старпомом, а потом и инспектором. Внизу, "на тумбочке" сидел дежурный, обязанностью которого было подавать сигналы звонком на подъем, на молитву, на завтрак и т.д. В общем, весь день по звонку. Но было у этого звонка еще одно, не уставное предназначение - двумя короткими звонками сигнализировалось, что в общежитие пришел инспектор. И что сейчас он пойдет по кельям. Пока о. Виктор заходил в дежпомовскую, да поднимался по лестнице, все успевали лихорадочно прятать запрещенные элоктроплитки, кипятильники и прочую недозволенную кухонно-студенческую утварь. Помнится случай - жарим мы вечером картошку. Тут звучит условный сигнал, а процесс то в самом еще разгаре. Хватаем эту сковородку и суем под кровать, а на не остывшую еще плиту бросаем несколько крупиц ладана.Запахи, сами понимаете, еще те. Потом, слыша, что о. инспектор уже на нашем этаже, пинком ноги посылаем плиту вслед за картошкой. И вот открывается дверь (а закрываться изнутри на замок было страшным преступлением против режима) и заходит о. Виктор. В комнате немая сцена, поскольку ладан то ладаном, а запах картошки ничем не перебить.

- О, вы тут картошку жарите?

- Да нет, батюшка, это у нас вот ладан такой.

Отец Виктор понюхал воздух, поморщился и молча вышел из кельи. Никакого наказания не последовало, видимо, о. инспектор все понимал и пожалел нас, двадцатилетних мальчишек, которым в том трудном 1998 году в трапезной давали трижды в день пшено и в майонезных баночках вместо стаканов отвар из каких-то корешков и трав.

Про о. Виктора можно писать много еще чего, но это, как-нибудь уже, в другой раз.

Изменено 8 июня, 2018 пользователем Владимир М.