«О богах и людях»

[Neta]

Бог, монахи и… затмение

 

В ночь с 26 на 27 марта 1996 года исламские террористы выгнали из монастыря в алжирском Тибхирине семь монахов. 56 дней, проведенных в заключении, и момент их смерти покрыты тайной. Головы монахов были найдены в мешке на дереве. Фильм французского режиссера Ксавье Бовуа «О богах и людях» собрал миллион зрителей за первые две недели показа, и к настоящему времени только во Франции его посмотрели три миллиона человек. О монахах и опаздывающем Боге с траппистом о. Михалом Зёло беседует Мартин Якимович.

 

 

 

- Мы с легкостью окрестили убитых монахов «мучениками». Вы же, насколько я знаю, возражали против такой классификации. Почему?

 

- Я пытался расшифровать завещание приора из Тибхирина о. Кристиана де Шерже, очень личный документ, написанный интимным языком, который, тем не менее, являлся собственностью и указателем для всей общины. Именно расшифровать, то есть прорваться сквозь первый, поверхностный слой текста, пойти глубже, ставить вопросы – почему это было написано. Это необыкновенное занятие, потрясающее глубины тела и души, и в месте с тем возвращающее ум в трезвое состояние, которое позволяет дистанцироваться от благочестивого этикета, титулов, званий и определений без возможности их оспорить. Прошу, поймите меня правильно, иначе будете думать, что я какой-то безумный каноник, который самовольно вписывает в часослов титулы святых сообразно собственному видению их заслуг. Нет! Я убежден, что Кристиан, будучи христианином и добрый хронист, хотел оставить после себя очень личный документ в том понимании, какое было у раннехристианских авторов – в котором «личное» не заслоняет Христово свидетельство. Как всякий святой, он держал перед глазами пример нашего Господа: дабы случилось то, что должно было случиться: чтобы все было прощено, чтобы никто уже не сеял ненависть, чтобы осознанно и добровольно отдать жизнь за друзей своих, в том числе за убийцу – друга последней минуты, чтобы всех без исключения ожидать в доме Отца, в котором обителей много. Кристиан желал уподобиться Христу, быть как его Учитель – любить землю, которая была ему домом, быть для других «универсальным братом», делить с ними печали, опасности, внезапную смерть, даже не иметь собственного гроба, быть с ними до самого конца, быть, как они, нищим, осмеянным властью, армией, полицией. Как те, кому некуда было бежать перед смертью. Похоже ли это на каприз французского обывателя, который вдруг решил, что он алжирец?! Кристиан просто любил Иисуса превыше всего и много о Нем знал – ведь любовь – это познание! А раз так, что он видел и тот момент, когда даже Отец не признал в Нем собственного возлюбленного Сына. И все – ради нас…

 

Кристиан – так мне показалось, когда я размышлял в медитации над текстом завещания – хотел вообще избежать каких-либо титулов, которыми мы охотно пользуемся, чтобы ввести разделение меж людей. И потом – как ни банально это прозвучит – Кристиан был французом, он прекрасно знал, сколько страшных ран Франция нанесла его новообретенной родине и сколько предательств в отношении нее совершила. Он не мог не помнить парижские события 17 октября 1961 года, когда полиция по приказу префекта Мориса Папона, еще со времен оккупации известного как охотника на евреев, разогнала мирную манифестацию алжирцев, требующих независимости, сталкивая беззащитных людей в волны Секваны. Мне думается, эта история жила в нем. Он не хотел быть памятником невиновности благородной и культурной Франции, слишком хорошо он знал своих сограждан, то, с каким нежеланием они оплачивают долги истории и как ловко умеют замести под ковер самые смердящие дела.

- Брат Кристофер писал: «Брат Люк сказал: «Смерть? Да ну ее… Я не боюсь террористов» А я смотрю на Тебя, Иисус. И на Твой страх перед смертью. Ты учишь меня не считать себя героем и мучеником». Я трижды после показа фильма замечал, что люди хотят видеть в них героев и не хотят ничего знать о их внутренних переживаниях…

 

- Люди не так глупы… Может, стоит присмотреться поближе их ожиданиям? Они хотят свидетельства. Они сыты словами по горло. Рынок и маркетинг научили их, что слова, расхваливающие продукт, не обязательно правдивы. Людям нужна икона, они хотят прикоснуться к реальности – если ты весь для Бога, посвятил Ему свою жизнь, ты должен отличаться от нас. Монахи вслед за св. Бенедиктом повторяют, что они – воины Христовы. Если это так, то спору нет, никаких послаблений. Нельзя собрать пресс-конференцию, снять облачение, переодеться в гражданское, и, как полковник у Гомбровича, сказать: наше мужество в страх обратилось, прошла любовь, завяли помидоры, а мы едем на каникулы. Люди скажут: ты лгун. Правда, они еще добавят, что, дескать, твоя жизнь, твое дело, и будут тоже правы. Если я говорю «Нельзя», то делаю это не во имя поддержания доброго имени Церкви, фасада, прикрывающего штакетник. Это нужно для того, чтобы дать шанс Богу! Отцы пустынножительства советовали оказавшимся в трудных обстоятельствах ученикам не убегать, но есть, спать и делать что-угодно, чтобы только не быть без дела, не бросать и не сидеть в келье. Есть мнение, что люди захотят того же, что и люди Божьи, если увидят красоту Божьего дела – конкретику, плоды хождения с Богом, а не загадочную, бесплотную пустоту. Красота для них – также и в страхе и сомнениях Кристофера, его бегстве, но также и в возвращении и сопутствовании им аж до смерти. Их крайне интересует эта перемена, потому что сначала они видят растерянного человека, который в какой-то момент вступает на ринг для последней битвы. И думают: значит, Бог, наверное, не так уж и далек и равнодушен, как нам кажется? Есть, разумеется, и такие, что и Иисуса винят за страдания в Гефсиманском саду, ибо «что же подумают люди»! Причем, подумают не о Иисусе, а о нас, освятивших Церковь своим присутствием.

 

Полностью здесь: https://newsmonk.ru/b...axi-i-zatmenie/