Гендерная психология в творчестве Чехова

[Ana]

Шестов это больше не литературный критик, а философ-экзистенциалист. Можно сказать, один из основоположников экзистенциализма. Статья эта написана в 1908 году вскоре после смерти Чехова.

Я примерно в курсе кто такой Лев Шестов. Но литература дело такое.

Если я с напряжением читаю когда гуманитарии пишут о физики, и априорно не доверяю математикам когда они делают заключения по истории, то что касается как самой литературы, так и литературной критики, то на это у профессиональных литераторов, имхо, не больше прав чем у любого читателя.

 

А на мой взгляд, он загонял героев в тупик из которого нет выхода.

Например?

Упорно, уныло, однообразно в течение всей своей почти 25-летней литературной деятельности Чехов только одно и делал: теми или иными способами убивал человеческие надежды.

И я с этим полностью согласен.

Скорее уж убивал иллюзии.

[Александр Бакунов]

Например?

 

Николай Степанович, старый профессор (“Скучная история”) мог бы попытаться забыться или утешиться воспоминаниями из своего прошлого. Но воспоминания только раздражают его. Он был выдающимся ученым — теперь работа валится из его рук. Он умел два часа подряд на лекции удерживать внимание аудитории, теперь его не хватает и на четверть часа. У него были друзья и товарищи, он любил своих учеников и помощников, свою жену, своих детей, теперь ему ровно ни до кого нет дела. Если люди и возбуждают в нем какие-либо чувства, то разве только ненависть, злобу и зависть. Он должен признаться себе в этом с той правдивостью, которая неизвестно почему, зачем и откуда пришла к нему на смену прежнего, свойственного всем умным и нормальным людям дипломатического искусства видеть и говорить лишь то, что способствует добрым человеческим отношениям и здоровым внутренним настроениям. Все, о чем он теперь думает, все, что он видит — только отравляет ему и другим те небольшие радости, которыми красится человеческая жизнь. Он чувствует с ясностью, которой не достигал никогда в лучшие дни и часы своих прежних теоретических изысканий, что он стал преступником — ничего не преступив. Все, что он прежде делал, было хорошо, нужно, полезно. Он рассказывает о своем прошлом, и вы видите, что он всегда был прав и мог бы разрешить самому суровому судье во всякое время дня и ночи прийти к нему — проверить не только дела его, но и помыслы. А теперь не только посторонний осудил бы его — он сам себя осуждает. Он откровенно признается, что весь соткан из зависти и ненависти. “Самое лучшее и святое право королей, — говорит он, — это право помилования. И я всегда чувствовал себя королем, был снисходителен, охотно прощал всех направо и налево... Но теперь я уже не король. Во мне происходит нечто такое, что прилично только рабам: в голове моей день и ночь бродят злые мысли, а в душе свили себе гнездо чувства, каких я не знал раньше. Я и ненавижу, и презираю, и негодую, и возмущаюсь, и боюсь. Я стал не в меру строг, требователен, раздражителен, нелюбезен, подозрителен... Что это значит? Если новые мысли и новые чувства произошли от перемены убеждений, то откуда могла взяться такая перемена? Разве мир стал хуже, а я лучше, или раньше я был слеп и равнодушен? Если же эта перемена произошла от общего упадка физических и умственных сил — я ведь болен и каждый день теряю в весе, то положение мое жалко: значит, мои новые мысли ненормальны, нездоровы, я должен стыдиться их и считать ничтожными”...

 

Такой вопрос ставит старый умирающий профессор, а вместе с ним и Чехов. Что лучше? Быть ли королем, или старой, завистливой, злой “жабой”, как он называет себя в другом месте? Вопрос оригинальный, спору нет. Вы чувствуете в приведенных словах, чего стоила Чехову его оригинальность — и с какой великой радостью в ту минуту, когда для него выяснялась его “новая” точка зрения, отдал бы он все свои оригинальные мысли за самую обыкновенную, банальную способность доброжелательства. Для него сомнений нет, его образ мыслей жалок, отвратителен, постыден. Его настроения ему так же противны, как и его наружность, которую он описывает в следующих выражениях: “Я изображаю из себя человека 62 лет, с лысой головой, с вставленными зубами и с неизлечимым тиком. Насколько блестяще и красиво мое имя, настолько тускл и безобразен я сам. Голова и руки у меня трясутся от слабости; шея, как у одной тургеневской героини, похожа на ручку контрабаса, грудь впалая, спина узкая. Когда я говорю или читаю, рот у меня кривится в сторону; когда улыбаюсь, все лицо покрывается старческими, мертвенными морщинами”. Хороша фигура? Хороши настроения? Поглядеть со стороны на такого урода, и в сердце самого доброго и сострадательного человека невольно шевельнется жестокая мысль: поскорее добить, уничтожить эту жалкую и отвратительную гадину, или, если нельзя в силу существующих законов прибегнуть к такой решительной мере — то по крайней мере припрятать его подальше от человеческих глаз, куда-нибудь в тюрьму, в больницу, в сумасшедший дом: приемы борьбы, разрешаемые не только законодательством, но, если не ошибаюсь, и вечной моралью. Но тут вы наталкиваетесь на особый вид сопротивления. Физических сил для борьбы с тюремщиками, палачами, больничными служителями и моралистами у старого профессора нет: его и малый ребенок свалит. Убеждения и просьбы — он знает это — не помогут. И он пускается на отчаянное средство: страшным, диким, раздирающим душу голосом он начинает кричать на весь мир о каких-то правах своих. “Мне хочется прокричать не своим голосом, что меня, знаменитого человека, судьба приговорила к смертной казни, что через каких-нибудь полгода здесь, в аудитории, будет хозяйничать другой. Я хочу прокричать, что я отравлен; новые мысли, которых я не знал раньше, отравили последние дни моей жизни и продолжают жалить мой мозг, как москиты. И в то время мое положение представляется мне таким ужасным, что мне хочется, чтобы все мои слушатели ужаснулись, вскочили с мест и в паническом страхе с отчаянным криком бросились к выходу”.

 

И таких примеров достаточно. Если нужно, могу подкинуть.

[Ana]

Кстати, экранизации "Неоконченная пьеса для механического пианино", "плохой хороший человек", "мой ласковый и нежный зверь" дают стопроцентное попадание в Чехова даже при отсутствии буквально точного следования тексту. И это попадание не в последнюю очередь касается женских образов. Они именно что Чеховские.

 

А вот "Очи черные" это, мне кажется, уже не "дама с собачкой" а какие-то романтические сопли получились.

[Александр Бакунов]

Кстати, экранизации "Неоконченная пьеса для механического пианино", "плохой хороший человек", "мой ласковый и нежный зверь" дают стопроцентное попадание в Чехова даже при отсутствии буквально точного следования тексту. И это попадание не в последнюю очередь касается женских образов. Они именно что Чеховские.

 

А вот "Очи черные" это, мне кажется, уже не "дама с собачкой" а какие-то романтические сопли получились.

 

Пожалуй с Вами соглашусь.

[Ana]

И таких примеров достаточно. Если нужно, могу подкинуть.

Чтобы ответить предметно, мне нужно перечитать "скучную историю", но в общем у Чехова, насколько я вижу , любые изменения происходящие с человеком всегда взрастают из зерна в самом человеке.

Та же героиня в "Анне на шее", не стала пустой и суетной от того что её замучил скукой и скупостью деспот-муж, а потом, де, её соблазнил успех. Нет, тоска по такой жизни была в самой её сути. Она просто по жизни пустая и суетная. Обстоятельства только дали ей шанс.

Обстоятельства, как и болезни только питают одно и выжигают другое. И Чехов бы не был Чеховым если бы дал человеку шанс бежать от самого себя.

 

Изменения это у Чехова всегда внутренняя работа, а не следствие смены обстоятельств. Как и не обстоятельства привели врача на койку в палату номер 6.

[Александр Бакунов]

Изменения это у Чехова всегда внутренняя работа, а не следствие смены обстоятельств. Как и не обстоятельства привели врача на койку в палату номер 6.

 

В психиатрическом отделении хозяйничает сторож из отставных солдат, справляющийся кулаками с неспокойными пациентами. Доктору — все равно, точно он живет где-то далеко, в ином мире и не понимает того, что происходит на его глазах. Случайно попадает он в психиатрическое отделение и вступает в беседу с одним из больных. Больной жалуется ему на порядки, точнее, на отвратительные беспорядки в отделении. Доктор спокойно выслушивает его слова, но реагирует на них не делом, а словами же. Он пытается доказать своему сумасшедшему собеседнику, что внешние условия не могут на нас иметь никакого влияния. Сумасшедший не соглашается, говорит ему дерзости, представляет возражения, в которых, как в мыслях многих помешанных, наряду с бессмысленными утверждениями встречаются очень глубокие замечания. Даже, пожалуй, первых очень мало, так что по разговору и не догадаешься, что имеешь дело с больным. Доктор в восторге от своего нового знакомства, но пальцем о палец не ударит, чтоб облегчить чем-нибудь его. Теперь, как и прежде, несчастный находится во власти сторожа, который при малейшем неповиновении бьет его. Больной, доктор, окружающие, вся обстановка больницы и квартиры доктора описаны с удивительным талантом. Все настраивает к абсолютному несопротивлению и фаталистическому равнодушию: пусть пьянствуют, дерутся, грабят, насильничают — все равно, так, видно, предопределено на высшем совете природы. Исповедуемая доктором философия бездействия точно подсказана и нашептана неизменными законами человеческого существования. Кажется, нет сил вырваться из ее власти. До сих пор все более или менее в чеховском стиле. Но конец — совсем иного рода. Доктор сам, благодаря интригам своего коллеги, попадает в психиатрическое отделение больницы в качестве пациента. Его лишают свободы, запирают в больничном флигеле и даже бьют, бьет тот самый сторож, с которым он учил мириться своего сумасшедшего собеседника и на глазах у этого собеседника.

 

Я это к тому, что взгляды на творчество Чехова могут быть очень различными и каждый видит в нём что-то своё, ему близкое.

[Ana]

Неужели Вы думаете, что любой кто случайно попадает как врач в психиатрическое отделение обречен?

 

Понимаете, диктат природы и обстоятельств отрицать абсолютно Чехов не мог уже по тому обстоятельству, что он был врач. Но на природу он смотрит шире чем на внешние обстоятельства жизни.

И именно диктат суетной природы человека, страстнОй и ленивой одновременно не дает человеку вырваться из неё, какие бы внешние обстоятельства не были.

 

Ну нет у Чехова оправдания обстоятельствами. Нет их ни для врача ни для пациента. Потому как внутренние обстоятельства, обстоятельства души, они диктуют результат.

Да, он пессимистично смотрит на эту внутреннюю природу. Но ответственности с человека за неё не снимает.

[Александр Бакунов]

Неужели Вы думаете, что любой кто случайно попадает как врач в психиатрическое отделение обречен?

 

Если он там загостится, то, думаю, да. У него просто крыша съедет.

Моё ИМХО.

 

Понимаете, диктат природы и обстоятельств отрицать абсолютно Чехов не мог уже по тому обстоятельству, что он был врач. Но на природу он смотрит шире чем на внешние обстоятельства жизни.

И именно диктат суетной природы человека, страстнОй и ленивой одновременно не дает человеку вырваться из неё, какие бы внешние обстоятельства не были.

 

Ну нет у Чехова оправдания обстоятельствами. Нет их ни для врача ни для пациента. Потому как внутренние обстоятельства, обстоятельства души, они диктуют результат.

Да, он пессимистично смотрит на эту внутреннюю природу. Но ответственности с человека за неё не снимает.

 

Ваше ИМХО. У Шестова другой взгляд на этот вопрос, который он очень убедительно обосновывает. И я с ним пожалуй соглашусь.

[Ana]

Анна, а мужественность у Чехова - это Лопахин, да?

Нет, Лопахин как и все полноценные (в отличии от отдельных карикатурных зарисовок) чеховские персонажи, не хорош, но и не так уж плох. Его то называют хищником, то говорят от том, что душа у него нежная. Что касается мужественности, так он хоть и делец, а предложение девушке сделать не решился, что, собственно, типично вообще для всех чеховских героев, так что он не так уж далеко как кажется на первый взгляд, уходит от Раневской.

В общем и на него находится толика снисхождения.

Чехов ведь не только никого не оправдывает, но и никого не осуждает. Любого у него можно пожалеть и в чем-то понять. К душечке это, конечно, тоже относится.

 

Но ведь, не в том что он плох или хорош, а в том что он все же таки есть некоторая цельный и наполненность. А большинство чеховских женских образов, такое ощущение что либо просто пусты совсем и аморфны, так что любую форму приемлют, либо набиты всяким мусором просто как помойное ведро. Среди них есть и прелесть какие глупенькие и ужас какие дуры.

Это не исключает к ним жалости и снисходительности. Разве не жалко героиню в "плохой хорошей человек"? Разве она порочнее своего соблазнителя? Нет, пожалуй. Но пустее это точно.

А Оленька в "ласковом звере"? А Софья в "неоконченной пьесе"? И так далее и тому подобно.

 

Конечно в героинях типа Раневской или Аркадиной из "Чайки" есть что то человеческое, хоть и замешенное на мелчности и эгоизме. Но остальные типажи это вообще нечто бессмысленное и беспощадное. В лучшем случае "борщи и канарейки", в худшем "попрыгуньи", хотя есть и всевозможные варианты пошлости вроди ниночки-"чайки" или унылых завистливых ханжей.

[Дмитрий]

Анна, а "Дама с собачкой", что Вы скажете о героине?

[Ana]

Я давненько читала "даму с собачкой" но и тогда помню меня поразила честность автора в описании этого курортного романа, не скрывающая его безнадежной мелкости.

 

Сцена после того как герои, скажем так, переспали, имхо, одна из сильнейших в литературе по описанию ситуации.

Герой поедающий арбуз и героиня предсказуемо и безнадежно пошло оправдывающая свой поступок своей несчастливой семейной жизнью, это описано очень сильно.

И, собственно, к характеристики героини больше этой сцены в рассказе, кажется, ничего и не добавлено.

 

Да, и из такой вот пошлости все же таки зацепилась и родилась любовь. Но ведь эта любовь не оправдание. Да и не выглядит так. Чехов, кажется, нигде не смягчает красок. Ну что делать, может и вообще вся человеческая любовь мужчины и женщины рождается из чего-то довольно пошлого. Но это ни любовь не обесценивает, ни пошлости не оправдывает. Просто таковы люди.

 

Ведь я не говорю, что Чехов лишает женщин способности любить. Да многие его героини любят и страстно, и предано и до самопожертвования. Но как-то так получается что эти любви не делают их хоть сколько-нибудь больше или осмысленнее что ли. Впрочем, это относится и к чеховским мужским образам.

[Ana]

В качестве иллюстрации достаточно для сравнения вспомнить например "бесприданницу" Островского. По крайней мере в Рязановском прочтении (саму оригинальную пьесу я плохо помню) образ Ларисы трагичен и величествен, несмотря на довольно-таки вульгарную любовную драму.

 

У Чехова же трагичность никогда не возвышает и никогда не оправдывает вульгарности. Ниночка Заречная из "Чайки" безнадежно мелка несмотря на любовь, разбитые мечты и самоубийство. То же по сути относится и к "даме с собачкой" с той только разницей, что образ героини менее подробно выписан нежели в "Чайке" и дает больше возможностей читателю для интерпретации.

[Ana]

У Чехова вообще есть высокие образы.

Тот же доктор Дымов из "попрыгуньи", хоть и маленький, скромный, застенчивый человек, однако он очевидно наделен автором подлинным величием. Он несчастен, он и не ищет счастья. Но служит, у него есть долг. И он трогателен и прекрасен.

 

Есть у Чехова хоть одна героиня, которая бы имела хоть отсвет человеческого величия? Которую можно было бы назвать прекрасной?

[Ana]

Вот еще один превосходный образец Чеховской женщины:

 

Она честная, порядочная, ну, добрая, но в ней есть при всем том нечто принижающее ее до мелкого, слепого, этакого шаршавого животного. Во всяком случае, она не человек. Говорю вам как другу, единственному человеку, которому могу открыть свою душу. Я люблю Наташу, это так, но иногда она мне кажется удивительно пошлой, и тогда я теряюсь, не понимаю, за что, отчего я так люблю ее, или, по крайней мере, любил...

[Гость Алексей 1976]

Начитавшись такого, голубым можно стать. Это взгляд голубого (я не лично про Чехова, тьфу-тьфу, но про нездоровую интеллигенцию его времени).

 

Господи, надо было, наверное, пережить революцию, чтобы понять, как мало оснований считать себя не животными было у этих умников с тонкой духовностью, страдающих от обывательской пошлости.

 

[Ana]

Это я вчера Соловьевскую экранизацию "трех сестер" посмотрела.

 

Кстати экранизация мне решительно не понравилась. Соловьевский стиль узнается буквально с первых кадров, а вот Чеховского стиля там практически нет.

 

Соловьев как раз поклонник красоты и молодости. У него все так гламурненько вышло. С первой же фразы, вместо занудного ханжеского упрека Ольги в том что сестра уже забыла смерть отца и радуется как ни в чем не бывало, мы тут имеем какой-то музыкальный речетатив.

Обычная чеховская застольная, рваная, перескакивающая болтовня превращается в этакую музыкальную композицию из голосов с повторяющимся припевом. Так же по худу пьесы все время повторяется фраза из пушкинского "лукоморья", столь же музыкально-навязчиво как "моя душа эллизиум теней" в соловьевском "нежном возрасте". Да и все три сестры словно сошли с картины Крамского "незнакомка". Все такие царственные, загадочные. "и очи синие бездонные цветут на дальнем берегу".

Наиболее карикатурные фразы вроде Ирининой

" Человек должен трудиться, работать в поте лица, кто бы он ни был, и в этом одном заключается смысл и цель его жизни, его счастье, его восторги. Как хорошо быть рабочим, который встает чуть свет и бьет на улице камни, или пастухом, или учителем, который учит детей, или машинистом на железной дороге... Боже мой, не то что человеком, лучше быть волом, лучше быть простою лошадью, только бы работать, чем молодой женщиной, которая встает в двенадцать часов дня, потом пьет в постели кофе, потом два часа одевается... о, как это ужасно! " ,

то ли пропущены или сказаны смазано, не привлекая внимания к их неприятной глупости. А как же, разве молодая женщина у Соловьева может выглядеть глупо и нелепо? В крайнем случае абсурдно как Наташа.

 

Даже самовар у Соловьева превращается в воздушные шары. (и плевать что тогда их в начале 20 века еще не было). Ну право слово, какой самовар? Как он впишется в интерьер с воздушными драпировками из невесомых тканей?

[Ana]

Господи, надо было, наверное, пережить революцию, чтобы понять, как мало оснований считать себя не животными было у этих умников с тонкой духовностью, страдающих от обывательской пошлости.

Надо сказать что этому "умнику" от автора тоже порядком досталось.

От Чехова из героев вообще мало кто уходит не обиженным.

И о животной природе человека Чехов знал не абстрактно. Врач все-таки.

 

Кстати, я тут прочитала, что слова которые произносит герой Михалкова в "неоконченной пьесе"

Скучно. Не принадлежать себе, думать только о поносах, вздрагивать по ночам от собачьего лая и стука в ворота (не за мной ли приехали?), ездить на отвратительных лошадях по неведомым дорогам и читать только про холеру и ждать только холеры и в то же время быть совершенно равнодушным к сей болезни и к тем людям, которым служишь,

, оказывается принадлежат самому Чехову и взяты из его личной переписки.

[Ana]

Вчера посмотрела фильм по С. Моему "разрисованная вуаль".

Основная линия сюжета как бы та же что в "Попрыгунье" Чехова. Врач по сильной любви берет в жены не особо умную, избалованную девицу, которая не способна его оценить. Она ему вскоре изменяет и даже пытается уйти (да оказывается на фиг не нужна любовнику). Муж героически борется с эпидемией холеры в китайском селе и в конце концов гибнет от неё же.

Но Боже, какая разница! В "разрисованной вуали" героиня, пусть и не сразу но рефлексирует, раскаивается, переоценивает мужа и даже сама начинает активно работать и помогать бедным китайским сироткам и конечно проявляет чудеса героической любви у постели умирающего мужа. В итоге мы имеем высокую любовную трагедию. А что у Чехова? Да, какая-то переоценка супруга, после его смерти в конце-концов проникает в куриные мозги героини. Но вообще она безнадежна.