Search the Community
Showing results for tags 'непогрешимость'.
-
150 лет назад на Первом Ватиканском соборе был принят догмат Римско-католической церкви о Непогрешимости римского папы в вероучительных определениях, которые он произносит торжественно ex cathedra. О смысле и значении этого догмата рассказывают «Столу» католический и православный богословы: священник Штефан Липке SJ, директор Католического института Святого Фомы, и Давид Гзгзян, декан богословского факультета Свято-Филаретовского православно-христианского института, член Межсоборного присутствия Русской православной церкви. Священник Штефан Липке, директор Католического института Святого Фомы – Догмат о «непогрешимости римского папы» часто смущает помнящих слова Священного писания, что нет человека, «который жил бы и не согрешил». – Русское слово «непогрешимость» по отношению к этому догмату действительно вызывает недоразумения, но я, правда, даже не знаю, откуда оно взялось. Употребленное в догмате латинское слово infallibilitas означает не безгреховность, а безошибочность папы Римского, и, конечно, не во всех случаях, а когда он в торжественной форме провозглашает догмат в делах веры или нравственности, который каждый католик после этого обязан принять как часть веры. Конечно, любой догмат не может быть чем-то абсолютно новым – скорее, это доформулировка того, что всегда содержалось в вере церкви. – Непогрешимость и безошибочность в определённом смысле почти однокоренные слова, ведь «грех» и «ошибка» – близкие понятия. А что является гарантом этой безошибочности? Это какой-то особый дар понтифика? – Этот догмат был провозглашен в 1870 году на Первом Ватиканском соборе, на котором должны были потом составить целое учение о Церкви, но не успели по историческим причинам, потому что началась война, в том числе и нападение итальянской армии на папский город Рим, и поэтому решили вытащить из всеобщего проекта именно догматы о юридическом первенстве папы римского и о безошибочности. Уже в XX веке Второй Ватиканский собор доформулировал, что безошибочность папы римского – это не какая-то его частная привилегия, а выражение обещанной Господом безошибочности Церкви, которую, как написано в 16-й главе Евангелия от Матфея, «врата ада никогда не одолеют». Так особым образом через папу римского выражается дар всей Церкви, как мы, католики, считаем. Второй Ватиканский собор. 1962-1965 годы. Фото: Lothar Wolleh. – Но ведь идёт время, и всякое человеческое высказывание приходится уточнять – и научное, и богословское, и даже понимание Откровения Божьего, потому что Откровение Бога не прекращается, растёт и обновляется в мире и обновляет человека и мир. Любые высказывания даже духовно зорких людей всё равно остаются человеческим выражением Откровения, и поэтому погрешность в них неизбежна. Или в случае с римским папой это не так? – Ну конечно, в любом высказывании, в том числе и папы римского, в том числе и в догмате, может быть много того, что потом нуждается в уточнении. Из-за неточности устаревших формулировок догмат даже в каком-то смысле теряет актуальность. Учение Церкви развивается: из догмата сохраняется только сама суть – то, что нужно принять как безошибочное учение, формулировка же должна уточняться. Возьмём провозглашенный папой Пием XII в 1950 году, уже после догмата о безошибочности римских пап, догмат о том, что Мария была взята с душой и телом на небо. Там есть подробное историческое объяснение, откуда это учение взялось. Мы понимаем, что эти исторические объяснения могут быть ошибочны, для учения Церкви важна только сама суть, что Мария целиком сейчас уже на Небе у Бога. Возьмём такой яркий пример с учением о свободе совести. Папа Пий IX провозгласил, что учение о свободе совести неприемлемо для католической веры. А через 100 лет на Втором Ватиканском соборе свобода совести была провозглашена необходимой. Почему такое изменение? Потому что Пий IX понимал свободу совести как декларацию либералов, что каждый может делать то, что хочет, а это неприемлемо. А Второй Ватиканский собор определил свободу совести как свободу, усилие каждого человека прислушиваться к голосу добра, к голосу Бога, что не только приемлемо, но необходимо.