Поиск

С. Александровский. Портрет Федора Тютчева Удивительный русский поэт, мыслитель, один из самых таинственных гениев XIX века Федор Тютчев не жаждал известности — ни на Парнасе, ни в политике, не стремился на первые роли, не слыл ни Дон Жуаном, ни франтом. Трудно представить, чтобы Федор Иванович создал либо возглавил какой-нибудь литературный журнал, опубликовал пространные мемуары, хотя ему было о чем рассказать и с кем поспорить. Тютчев дорожил своей миссией тайного советника — не по названию чина, а по сути оберегал секреты частной жизни. Пожалуй, это единственный в истории русской литературы случай столь негромкой прижизненной и великой посмертной славы. Верил ли поэт в бессмертие написанных им строк? Патетических деклараций на тему собственной значимости он избегал. И сочинял главным образом для себя. Мир в душе Учителем Тютчева на Словесном отделении Московского университета был Алексей Мерзляков, страстный филолог, в одном лице — консерватор и новатор, написавший несколько «народных» песен, например, «Среди долины ровныя...». На кого только не повлиял этот наставник, кому не раскрыл законов родного языка и поэзии. Среди учеников — и Лермонтов, и Грибоедов. Однако Тютчев был самым вдумчивым и молчаливым подопечным. Будучи на четыре с половиной года (и на целое литературное поколение) младше Пушкина, он, подобно Александру Сергеевичу, с восторгом и завистью смотрел на тех, кто встал на защиту Отечества в 1812 году. В наше время Тютчева назвали бы вундеркиндом. Двенадцати лет от роду Федор уже переводил с классической латыни оды Горация, владел пером, знал историю и философию. В пушкинском «Современнике» увидели свет более двадцати тютчевских произведений, и некоторые из них можно отнести к шедеврам: «Стихотворения, присланные из Германии» были подписаны инициалами «Ф.Т.», фамилия автора осталась для публики неизвестной. Любопытно, что в придворной иерархии он Пушкина превзошел. Александр Сергеевич умер, как известно, камер-юнкером, а Федора Ивановича еще в 1835-м произвели в камергеры. Его биография содержит много парадоксов. Этот убежденный почвенник и славянофил много лет прожил в Старом Свете, правда, на дипломатической службе. Там, возле «священных камней Европы», одним из первых ощутил и осмыслил враждебность Запада по отношению к России. Подчас действовал как в разведке. Не этим ли навеяны классические строки: Молчи, скрывайся и таи И чувства и мечты свои... Лишь жить в себе самом умей, Есть целый мир в душе твоей... При дворе его привечали. В 1829-м он перевел на русский стихотворение баварского короля Людвига I, написанное вскоре после блестящих побед русской армии над турками: О Николай, народов победитель, Ты имя оправдал свое! Ты победил! Ты, Господом воздвигнутый воитель, Неистовство врагов его смирил... В те годы поэт верил, что Россия вот-вот принесет христианским народам избавление от османского ига, надеялся, что возглавит освободительное движение русский самодержец Николай I. С годами эта вера померкла. Для него, яростного патриота, Крымская война стала личной трагедией. Тютчев видел в ней неизбежное столкновение цивилизаций и готов был стоять за Россию до конца. Однако повторения 1812 года не случилось. Его удручала наша тогдашняя внешнеполитическая стратегия. В начале 1850-х стихотворец и дипломат уже резко критически относился к Николаю I, называл его «злополучным человеком», а политику государя находил слишком прямолинейной и недальновидной. Император, о котором Пушкин писал «его я просто полюбил», получил от своего камергера такую эпитафию: Не Богу ты служил и не России, Служил лишь суете своей, И все дела твои, и добрые и злые, — Все было ложь в тебе, все призраки пустые: Ты был не царь, а лицедей. Это не пасквиль. Прав был Тютчев или нет, но слагал он эти строки с затаенной горечью и никому их не показывал. Без Тютчева нельзя Федор Иванович должен был создавать на Западе благоприятный образ России, но столкнулся с непробиваемым скепсисом европейцев. Даже союзники относились к северной империи с плохо скрываемым высокомерием. В словаре Тютчева появилось слово «русофобия». Писал его по-французски, ведь он был представителем того аристократического поколения, которое постигало речь Корнеля и Вольтера раньше, чем «язык родных осин». Потом оказалось, что болезненная ненависть ко всему русскому охватила не только Европу. «Следовало бы рассмотреть современное явление, приобретающее все более патологический характер. Речь идет о русофобии некоторых русских — причем весьма почитаемых», — отметил наш мыслитель в одном из писем в 1860-е. «Вид на усадьбу Мураново». 1868 Тютчев всеми силами отстаивал патриотическое направление в идеологии, но на молодежь взирал с печалью. После Крымской войны в студенческой среде господствовало западническое мировоззрение. И все-таки поэт верил, что проиграно лишь сражение, а не война: «Истинный защитник России — это история, ею в течение трех столетий неустанно разрешаются в пользу России все испытания, которым подвергает она свою таинственную судьбу». Его произведениями не зачитывались мыслившие в унисон с Некрасовым и Чернышевским студенты. Зато в числе преданных читателей оказался Лев Толстой, вообще-то придирчиво относившийся к поэтам. Автор «Войны и мира» сказал, как отрезал: «Без Тютчева нельзя жить», — видел в нем провидца, не боявшегося заглянуть в бездны человеческого бытия. Они не раз встречались, хотя, как правило, мимолетно. Их последнее рандеву состоялось в поезде в августе 1871-го, за два года до смерти Федора Ивановича. Проговорили четыре часа, причем Толстой в основном благоговейно внимал. Описывая эту случайную встречу в письме литературному критику Николаю Страхову, Лев Николаевич признавался: «Из живых я не знаю никого, кроме Вас и его, с кем бы я так одинаково чувствовал и мыслил». Известно пушкинское высказывание — ироническое и в то же время программное: «Поэзия, прости Господи, должна быть глуповата». Тютчев нисколько не соответствовал данному «канону». Чтобы стать преданным читателем этого автора, надо не только сочувствовать и сопереживать — нужно наслаждаться игрой ума, идеями, парадоксами, сомнениями. В этом — стиль поэта-мыслителя, узнаваемый, неповторимый.