wrobel

Можно забыть Грету? Ну конечно можно. У мира много красочных событий... Но даже если это и проект, проект хороший .... Проект показывающий (даже если и подиграть гретоненавистнической позиции) детскую гражданскую позицию... Вот на этом и можно остановиться. Всё... Это ведь совсем противоположно "правильному" и "ответственному" сверхуразрешённому захоронению у себя чьих то ядерных отходов или мусорки в Шиесе..

ну да, конечно, либо Грета, либо мусорка в Шиесе Третьего не дано

 

Активистка Грета Тунберг встретилась с Папой Римским | eurotopics.net

грустно, что Папа втягивается в клоунаду

Невозможно "помнить" то, чего никогда не было. Когда людям "жрать нечего", они пытаются найти, что пожрать. В какой-то ситуации могут устроить голодный бунт, да. А революции, в европейском понимании этого слова (а нигде, кроме европейской культуры, такого феномена и нет

Революции являются не культурным, а социальным и экономическим феноменом, и поэтому случаются там, где для них создается объективная почва. В целом то что Вы пишите, слишком, как бы помягче выразится, очевидно противоречит прописным истинам социологии и политологии и историческим фактам.

Вы затронули социальный (и более поверхностный) аспект революционных ситуаций. Франк глядит гораздо глубже.

Когда говорят про социальные причины революций то вывод из этого самый элементарный: не доводите социальные противоречия до предела -- не получите революций. Европейские правительства это приняли к сведению, и избежали многих зол, в какой-то момент.

А что говорит Франк?

Автор пишет о человеке в состоянии грехопадения, о том, что в этом состоянии принципиальное преображение природы человека и окружающего его мира отдельными силами человеческими невозможно

Тут ключевое слово "принципиальное". Принципиальное преображение невозможно, а сглаживание природы человека, умерение жадности, властолюбия -- вполне даже возможно, например миллионеры жертвуют огромные суммы и т д. И совершенствование окружающего мира возможно -- например увеличение урожаев научными методами и за счет этого сглаживание проблемы голода -- это тоже возможно и делается. А Франк этого всего не видит, и его тезис о принципиальной невозможности преображения человеческой природы на практике означает невозможность вообще каких-либо улучшений человеческими силами. И это очень далеко от замысла Бога о человеке

Критика господином Франком революционных методов, как бы это выразиться, несколько неуравновешена. Хорошо бы еще вспомнить, что к революциям приводит не столько гордыня, сколько вопиющая социальная несправедливочть, когда одним людям просто жрать нечего, а другие задыхаются от наворованной роскоши.

Без этих уточнений и выраженного отношения к ним, проповедь господина Франка отдает лицемерной демагогией.

Да так, что Христос, которого мы приняли верой - это именно Христос, описанный именно в Евангелиях Матфея-Марка-Луки-Иоанна, в Деяниях, в Посланиях Павла и др. Вера Христу подтверждает, что Писание, свидетельствующее о Нём - это Слово Божие, а авторитет этого Слова подтверждает легитимность Церкви

А до написания Евангелий (со дня Пятидесятницы) Церковь не была легитимной и Слова Божия в ней не было?

Я Вам даже больше скажу. Церковь и догматы-то не устанавливает, но лишь свидетельствует, что они установлены Писанием.

Это неверно даже чисто фактически. Само Писание есть продукт Церкви. Церковь из моря текстов о Христе выбрала и включила в состав Нового Завета именно эти Евангелия и Церковь из моря иудейских священных текстов составила Ветхий Завет

...

Во-вторых, у нас, в отличие от протестанотов, кроме Священного Писания есть еще Предание Церкви.

Сейчас начнется с той стороны "ваше Предание противоречит Писанию". Вот увидите.

Да это на здоровье. То-то их протестантских деноминаций пруд-пруди. И все знают как толковать Писание правильно

Вот еще одно место, которое в свое время насторожило меня.

 

 

1 Дух же ясно говорит, что в последние времена отступят некоторые от веры, внимая духам обольстителям и учениям бесовским,

2 через лицемерие лжесловесников, сожженных в совести своей,

3 запрещающих вступать в брак [и] употреблять в пищу то, что Бог сотворил, дабы верные и познавшие истину вкушали с благодарением.

(1Тим.4:1-3)

 

Почему священникам запрещают вступать в брак?

Ответва два.

Во-первых, почему целибат для священников латинского обряда обязательно должен быть именно этим самым признаком последних времен? Вы же не будете утверждать, что румянец на лице человека и испарина являются обязательным свидетельством того, что у него воспаление легких. Может он просто только что вернулся с лыжной пробежки.

Во-вторых, у нас, в отличие от протестанотов, кроме Священного Писания есть еще Предание Церкви.

За это время можно было и фильм посмотреть.)

Это фильм такой вышел, скачивается с торрента.

Прокомментируйте, пожалуйста, кто-нибудь

Зачем вы вводите людей в заблуждение?

Вы могли предположить, что текст статьи исправили, а могли предположить, что я вру. Вам больше подошло второе. Это не в упрек, просто констатация факта.

https://ru.wikipedia...%B8%D0%B7%D0%BC

Католическая церковь рассматривает себя как единственную, кафолическую церковь, основатель и Глава которой — бог солнца РА.

Если искать на чем соблазниться, то таких поводов предостаточно во все времена. А Церковь стояла и стоять будет, пока не придет за ней Христос.

Аминь.

Однако, странно, что сейчас в Церкви не видно крупных мыслителей, которые бы нашли серьезные аргументы против всего этого лево-либерального шабаша. Идеи побеждаются идеями. С духом времени надо сражаться. А этого нет.

https://www.gazeta.ru/social/news/2019/12/02/n_13766048.shtml

В католической церкви Шведского города Мальмё появился алтарь, где вместо традиционного изображения Адама, Евы и змея предстают однополые пары и трансгендер в образе змея-искусителя. Об этом сообщает RT.

кто-нибудь в курсе, это действительно католическая церковь, или протестанты резвятся?

И теперь он сидел на скамейке в парке, под весенним солнышком, думая о коротком будущем, открывающем путь в вечность. Когда-то, в студенческие годы Мередит слушал проповедь старого миссионера о воскрешении Лазаря. О том, как Христос встал перед замурованным склепом и приказал открыть его, как из склепа повеяло запахом разложившейся плоти, как Лазарь вышел на зов Христа, путаясь в погребальных одеждах, и остановился, щурясь от солнечных лучей. «Что чувствовал он в ту минуту? – вопрошал старик-миссионер. – Какую цену заплатил за возвращение в мир живых? Осознавал ли он свою ущербность, ибо от роз веяло на него гнилью, а каждая девушка виделась волочащим ноги скелетом? Или, наоборот, шагал по земле, зачарованный новизной вновь обретенной жизни, с сердцем, полным любви и жалости к человеку?»

Мередит размышлял над этим много лет. Даже подумывал написать роман. Теперь наконец он получил ответ. Не существовало ничего слаще жизни, драгоценнее времени, милее прикосновения к росистой траве, дуновения ветерка, аромата распустившихся цветов, звука человеческого голоса, поднебесного пения птиц.

Его беспокоило возникшее противоречие. Он стал священником двадцать лет назад, подписавшись под утверждением, что жизнь – преходящее несовершенство, земля – тусклое отображение ее создателя, а бессмертная душа заточена в тленной плоти и рвется наружу, в распростертые объятия всемогущего Бога. А теперь, когда назначен срок освобождения собственной души, почему он не может принять его, если… если не с радостью, то хотя бы с уверенностью в себе?

Что привязывало его к тому, от чего он давно отказался? Женщина? Ребенок? Семья? Их у него не было. Собственность? Крошечная квартирка на Порта Анджелика, несколько риз, полки с книгами, скромное жалование конгрегации¹, ежегодная рента, оставленная матерью. Едва ли что-либо из указанного выше могло бы помешать переступить порог великого откровения. Карьера? Тут он чего-то достиг – аудитор Конгрегации ритуалов, личный помощник ведомства папской курии кардинала Маротты. Немалое влияние, полное доверие его преосвященства. Не так уж плохо сидеть под тенью папского трона. Наблюдать, как вертятся колесики сложного механизма высшей церковной власти. Жить, не заботясь о куске хлеба, иметь время на занятия, свободу действий в определенных пределах. Что-то в этом есть… Но недостаточно для человека, жаждущего воссоединения души с создателем всего живого.

Может, в этом-то вся загвоздка? Он никогда ничего не жаждал. Получал все, что хотел, не стремился к доступному. Принял духовный сан, обретя взамен безопасность, поддержку, широкое поле для приложения своих скромных талантов. Он достиг всего и, если никогда не просил счастья, то лишь потому, что не знал обратного. До тех пор, пока… пока не пришла последняя для него весна. Последняя весна, последнее лето. Ошметок жизни, выжатый досуха, а затем брошенный в урну. И горечь, отдающая неудачей и разочарованием. Какие заслуги мог принести он на суд божий? Что оставит после себя, за что будут помнить его люди?

Он не зачал ребенка, не посадил дерева, не заложил камень в фундамент дома или монумента. Ни на кого не накричал, никого не облагодетельствовал. Он работал в архивах Ватикана. И добрые дела его конгрегации касались не живых, а умерших. Он не кормил бедных, не исцелял больных, грешники не благословляли его за спасение души. Выполнял все, что от него требовалось, но умирал бесследно, понимая, что после похорон, не пройдет и месяца, его имя станет пылью в пустыне столетий.

Внезапно его охватил ужас. На лбу выступил холодный пот. Руки задрожали, и дети, игравшие в мяч около скамейки, попятились от изможденного, с посеревшим лицом священника, невидящие глаза которого уставились на сверкающую под солнцем поверхность пруда. Дрожь в руках постепенно прекратилась. Ужас отступил, Мередит успокоился. Благоразумие восторжествовало, и он начал думать, что предстоит сделать в отпущенный срок.

Когда он заболел, когда итальянские врачи поставили первый, предположительный диагноз, его потянуло в Лондон. Если он обречен, то хотел бы выслушать приговор на родном языке. Если его дни сочтены, он Предпочел бы подышать напоследок сладким воздухом Англии, побродить по долинам и холмам, послушать соловьев у старых церквей. Смерть здесь более естественная, даже дружелюбная, потому что англичане не одно столетие учили ее вежливости.

В Италии же смерть резкая, драматичная – финальный аккорд грандиозной оперы, с причитающим хором, взлетающими в воздух плюмажами, черными катафалками, проплывающими мимо величественных дворцов к мраморным склепам Кампо Санта.

В Англии все куда спокойнее – сдержанная молитва в церкви, зев могилы на зеленой траве средь замшелых памятников, обильные возлияния в обшитом дубом пабе напротив кладбищенских ворот.

Теперь и это оказалось иллюзией, трогательным заблуждением, не имеющим силы против коварного серого врага, окопавшегося в его животе. Он не мог избавиться ни от опухоли, ни от ощущения неудачи как в жизни, так и в служении Богу.

Что же оставалось? Лечь под нож? Укоротить агонию, усечь страх и одиночество до терпимых пределов? Не станет ли это новой неудачей, самоубийством, с которым никогда не смирится совесть, но которую могут оправдать моралисты? У него достаточно долгов, этот последний превратит его в полного банкрота.

 

 

 

Первый: богословие – это посредник между верой и разумом; второй, который кажется мне более правильным: это посредник между верой и культурой.

как здорово, какой он все таки умница, отец Александр!